Ознакомительная версия.
В личном кабинете Кречета мы просидели недолго, Марина cкользнула к нам, как мультипликационный джин из сказки, сразу же перед нами возникли уже знакомые чашки с неизменным кофе, массивными бутербродами. Кречет взглянул на часы:
– Пора?
– Он прибыл минут пять назад. Пусть подождет?
– Зови, – велел Кречет.
– Согласно протоколу?
– Марина... – сказал Кречет с укоризной. – Ты же знаешь, что президентское кресло занял тупой солдафон, который кроме армейского Устава не знает других правил этикета. И знать не желает. А если и узнает, то не запомнит. Так что мне еще долго можно жить на скидках!.. А вы, Виктор Александрович, подождите в комнате отдыха. Там слышно каждое слово, даже монитор есть, я потом хочу услышать ваше мнение.
Марина исчезла, я поспешно вышел через внутреннюю дверь. Комната отдыха невелика, диван занимает треть, небольшой бар, столик, компьютер, скоро их будут ставить даже в туалетах, а также большой монитор.
Я видел, как в кабинет вошел, чисто и доброжелательно улыбаясь по-восточному, чуть шире, чем у всегда настороженного европейца, смуглый человек в безукоризненно подогнанном костюме, гораздо более европеизированный, чем любой из европейцев.
Кречет встретил его строго на середине кабинета, я даже заметил разметку на ковре, протянул руку, обменялись рукопожатием по-европейски, без целованья взасос, из-за чего генсеков путали с гомосеками,
Я тихонечко сел, стараясь не скрипнуть единственным стулом, глаза мои не отрывались от экрана. Не скажу, что замирал от восторга, но сердце мое билось учащенно, ибо присутствовал при тайной встрече сильных мира сего. И впервые видел то, что другие никогда не увидят, а самые дотошные историки только через десятки лет начнут строить догадки.
После традиционных приветствий, когда они степенно опустились за стол, а Марина поставила перед ними чашки с черным кофе, посол сказал торжественно:
– Господин президент, в нашей стране не ошиблись, считая, что только вы сможете принести в свою страну мир и процветание! И одно из ваших лучших решений – о выделении времени исламской мечети на всероссийском телевидении.
Говорил он по-русски почти чисто, лишь по-восточному растягивал слова так, что в кабинета ясно запахло халвой и рахат-лукумом. Кречет кивнул, быстро посмотрел, как мне показалось, прямо мне в глаза. Я невольно ответил глазами: решай сам. Но не промахнись. Момент не простой, очень не простой.
Кречет будто почувствовал, проговорил медленно:
– Господин посол, я готов сказать вам одну очень важную вещь... Но сперва дайте слово, что наш сегодняшний разговор не станет достоянием чьих-либо ушей. За исключением, естественно, вашего правительства.
Посол ответил после некоторой паузы:
– Даю слово. Если нужно, могу на Коране...
– Я верю в мужское слово, – отмахнулся Кречет. – Господин посол, дело было не в простой справедливости, хотя, скажу прямо, это нужно было сделать давно, в первые дни перестройки. Но я шагнул навстречу исламу, потому что... не примите это как лесть, но исламский мир больше сохранил таких понятий, как честь, верность слову, верность дружбе, готовность на подвиг не только за свой кошелек или свою женщину, но даже за такие абстрактные для западного человека... а теперь и для русского понятия, как родина, Отечество!
Посол в самом деле даже отшатнулся, но темные, как гагаты, глаза вспыхнули, он впился в лицо Кречета, слушал, впитывал каждую интонацию, а я подумал невольно, что надежного посла подобрали в Аравии: не просто преданного режиму и лично султану, а преданного исламскому миру.
Кречет сделал паузу, посол понял, поклонился:
– Господин президент, я не нахожу слов!.. Вы сказали такое, на что не решился бы ни один правитель своей страны. Это яснее всяких заявлений в прессе, что говорит о вашей мощи. Вы – великий человек, господин президент. Это не лесть, вы понимаете... Это оценка.
Кречет слушал с неподвижным лицом. Когда посол сделал паузу, сказал так же непреклонно, как если бы по равнине катился тяжелый танк:
– И как человек, желающий сделать для своей страны как можно больше... пусть меня за это даже забросают камнями, я запланировал еще ряд шагов. Да-да, в сторону исламского мира.
Глаза посла вспыхнули на темном лице, как костры в ночи. Голос прервался, он едва выдавил:
– Еще?
– Можете не сомневаться.
– И... насколько далеко вы зайдете?
– Далеко, – ответил Кречет твердо. – Настолько, сколько потребуется, чтобы вернуть русским утраченную гордость.
Взгляд его был тверд. Серое лицо напомнило памятник героям-панфиловцам: такой же гранит, такая же угрюмая стойкость.
– Господин президент...
– А если русский человек сможет говорить с богом напрямую, – добавил Кречет с легкой усмешкой, но глаза оставались жестокими, – без посредников, как разговаривает с Аллахом любой мусульманин, то это прибавит ему гордости и достоинства.
Чашка в руках посла дрогнула, пара капель сорвалась через край. Он спохватился, отхлебнул, улыбнулся, кофе – настоящий мокко, узнал, вежливо и церемонно поклонился:
– Господин президент, я искренне сожалею, что не смогу завтра быть в Кремле на приеме. Я вспомнил, что у меня есть срочное личное дело... дети, знаете ли, растут быстро! А с ними растут и проблемы. Я здесь, они там... Словом, я сегодня вечером вылетаю к себе на родину, улажу семейные дела, тут же вернусь.
Кречет кивнул, они прекрасно понимали друг друга.
– Поклон вашему гарему, – сказал Кречет на прощание.
Посол в шутливом отчаянии развел руками:
– Господин президент!.. Не наступайте на больную мозоль. Коран разрешает иметь четыре жены... не сотни, как многие считают в Европе, но разрешение не есть предписание!.. Я бы обеими руками «за», но моя жена, с которой прожил уже двадцать девять лет, почему-то против!
После его ухода Кречет быстро встал, толкнул дверь в мою комнатку:
– Не заснули?
Я чувствовал, как мои губы вздрагивают:
– Да, с этим заснешь...
– Страшновато?
– Еще как!
– Каков прогноз?
– Трудно сказать сразу...
– Но все же?
– Он сегодня же будет в Эль-Риаде, – сказал я медленно. Перед глазами встало сияющее лицо, расширенные глаза посла. – Ни факсу, ни шифровкам такое не доверит. Слово дал, так что расскажет только султану, вероятно, уговорив того не приглашать на совет членов семьи. Семья там – не жены и тещи, а две сотни принцев, которые занимают в стране все должности.
– Знаю, – нетерпеливо отмахнулся Кречет. – Что ответит султан?
– Это лучше спросить астрологов... Молчу-молчу! Я их сам бы перевешал. Султан, понятно, тут же захочет каким-то образом выразить свою радость. Обычай делать дорогие подарки пришел с Востока, скупой Запад перенял его с большим скрипом и очень нескоро... А так как Саудовская Аравия, как и все арабские страны, не сидит в долгах по уши... напротив, сами одалживают, причем, не столько из-за высокого процента, а сколько из личной симпатии, уважения, почтения, благодарности...
Ознакомительная версия.
