– Вы правильно мыслите, миледи. Как солдат, – одобрительно заметил отставной майор.
Корделия в отчаянии наморщила лоб. Что за кошмарный комплимент! Меньше всего ей хотелось думать, как солдат, играть в их бредовые военные игры. Но это барраярское сумасшествие ужасно заразительно, особенно сейчас, когда война окружила их со всех сторон.
«Сколько еще мне удастся сохранить рассудок?»
Свернув на новую дорогу, Кли не останавливался еще два часа. В глубокой предрассветной тьме они вышли к какому-то приземистому строению. Жилье было такого же типа, что и хижина Кли, но побольше: бревенчатый сруб на несколько комнат, а к нему примыкают новые пристройки. В окне мерцал крошечный огонек – самодельная сальная свечка.
В дверях их встретила старуха в куртке, накинутой поверх ночной рубашки; ее седые волосы были заплетены в косу. Жестом она пригласила их войти. Старик – но помоложе Кли – отвел лошадь в сарай. Почтальон явно собрался уйти вместе с ним.
– Здесь не опасно? – ошеломленно спросила Корделия. «И где, собственно, мы находимся?»
Кли пожал плечами:
– Позавчера здесь уже был обыск. Прежде, чем я послал своего племянника. Ничего подозрительного не обнаружили.
Старуха недовольно хмыкнула, но в разговор не вступила.
– Они тут проверили еще не все хутора, – пояснил Кли, – так что по второму кругу пойдут не скоро. Я слышал, что еще не закончили обшаривать дно озера: доставили по воздуху массу приборов. Здесь не опаснее, чем в любом другом месте.
И он ушел присмотреть за лошадью.
Ботари уже снимал сапоги. Наверное, у него ноги в ужасном состоянии. Ее собственные ноги были стерты до крови, от тапочек почти ничего не осталось. А тряпичная обувка Грегора просто рассыпалась. Корделия еще никогда не чувствовала себя настолько усталой, хоть ей приходилось совершать переходы и подлиннее. Казалось, оборванная беременность высосала из нее самую жизнь, передав другому. Она позволила отвести себя в дом, накормить хлебом с сыром и молоком и уложить спать в небольшой комнатке – ее на одну кровать, а Грегора на другую. Вопреки очевидности, она заставила себя поверить в безопасность нового убежища – так же, как барраярские дети верят, что в новогоднюю ночь к ним обязательно придет Дед Мороз.
На следующий день из леса появился оборванный парнишка на гнедой лошаденке – он ехал без седла, обходясь одной лишь веревочной уздечкой. Кли велел Корделии, Ботари и Грегору спрятаться. Он наградил паренька несколькими монетками, а Соня, престарелая племянница Кли, дала ему с собой сладких лепешек. Грегор с тоской подглядывал в окошко на уходящего мальчика.
– Дома мне сейчас показываться опасно, – объяснил почтальон Корделии. – Там, в районе пещер, уже три Фордариановы роты. – Какая-то мысль заставила его сипло захохотать. – А мальчик знает только, что старый почтовик заболел и ему нужна запасная лошадка.
– Но не стали же они допрашивать ребенка с суперпентоталом?!
– Почему не стали? Стали…
– Какие мерзавцы!
Видя ее возмущение, старик сочувственно скривил свои почерневшие от гамм-листьев губы:
– Если Фордариану не удастся захватить Грегора, его затея наверняка обречена. И он это знает. Потому и готов действовать любыми методами. – Он помолчал. – Вы бы радовались, что суперпентотал пришел на смену пыткам.
Муж племянницы помог Кли оседлать гнедую и пристегнуть мешки с почтой. Почтальон поправил шляпу и сел в седло.
– Если я не буду придерживаться расписания, генерал не сможет со мной связаться, – объяснил он. – Надо ехать, а то опоздаю. Но я вернусь. Вы с мальчиком старайтесь пореже выходить из дома, миледи.
Он тряхнул поводьями, и лошадь затрусила к облетевшим деревьям, быстро сливаясь с красно-коричневой местной растительностью.
Корделии было совсем не в тягость следовать полученному совету. Большую часть времени она проводила в постели. К ней вернулась та пугающая усталость, которую она испытывала после операции. Развлечься разговорами не удавалось – горцы были столь же немногословны, как Ботари. Боятся суперпентотала, решила Корделия. Чем меньше ты знаешь, тем меньше сможешь выболтать. Правда, старуха поглядывала на своих гостей с любопытством, но никаких вопросов, кроме «есть хотите?», не задавала.
Мытье, о котором так мечтала Корделия, оказалось тут нелегкой задачей, так что, один раз приняв ванну, она больше не осмеливалась просить об этой услуге. Старики целый день носили и грели воду для нее и Грегора. Приготовление пищи требовало почти таких же трудов. Здесь и речи не было о «потяните за язычок, чтобы согреть содержимое». О технология, лучший друг женщины! (Конечно, за исключением тех случаев, когда она – технология – является в виде наставленного на тебя нейробластера.)
Но мучительнее всего была неизвестность. Что происходит на планете? Как отреагировали космические базы, покоренная Комарра? Не воспользуются ли комаррцы суматохой, чтобы устроить очередное восстание – или Фордариан застал врасплох и их тоже? «Эйрел, что ты сейчас делаешь?»
Соня хоть и не задавала вопросов, но время от времени приносила откуда-то местные сплетни. Мятежники, расположившиеся в поместье графа Петера, заканчивают поиски на дне озера. Хассадар взят, но оттуда все же выбираются беженцы, вывозили чьих-то детей, которых отправляли погостить у живущих поблизости родственников. Почти всем родственникам служащих Форкосигана удалось скрыться, кроме жены Вогти и его старенькой мамы. Их увезли куда-то на машине, а куда – никто не знал.
– И что самое странное, – добавила Соня, – они взяли Карлу Хисопи. Невозможно понять почему. Вдова отставного армейского сержанта – зачем она им понадобилась?
У Корделии перехватило дыхание:
– А ребенка они тоже взяли?
– Ребенка? Донниа ничего не сказала о ребенке. Это, должно быть, ее внук?
Ботари, сидя у окна, точил нож. Его рука застыла. Он поднял глаза и встретил взгляд Корделии. Лицо сержанта оставалось все таким же безучастным, он только крепко стиснул зубы, и все же сердце Корделии сжалось. Ботари недоумевающе посмотрел на свои руки, словно вдруг забыл, чем был занят, и принялся еще более решительно водить лезвием, зашипевшим на точиле, как вода на углях.
– Может… Кли принесет новости, когда вернется, – дрожащим голосом выговорила Корделия.
– Может, принесет, – с сомнением отозвалась Соня.
В назначенный срок, вечером седьмого дня, на вырубке показался старый почтальон на гнедой лошадке. За ним ехал Эстергази. Он тоже был одет по-горски и сидел на костлявой неказистой лошаденке, а не на одном из откормленных и ухоженных графских коней. Поставив лошадей в сарай, оба пошли ужинать.
