— Возможно. Пусть будет так. Когда вы ушли из театра, там оставались только Власов и Воронина?
— Не знаю, но, наверно, да. Я действительно точно знаю, — нервно добавил Сергей, и Сергунину этого хватило чтобы «просечь» ситуацию.
— Вы с Власовым были друзьями?
— Почему «были»? Мы и сейчас друзья, — сказал Сергей, и это еще больше убедило Сергунина в правильности его догадки.
— А с Ворониной они были в каких отношениях?
— Лучше у них спросить об этом.
Вот оно что, сказал себе Ващенко. Чертов опер, быстро докопался. Значит, девка рассорила этих друзей, перебежав от одного к другому. И скорее всего, этот журналист попросил своего знакомого Припадка наказать соперника. А потом они могли поругаться из-за гонорара. Или Припадок перестарался. Или недостарался. Но почему этот хлыст ни слова не говорит о зеркале? Скорее всего, это очень важное, самое важное в этой истории обстоятельство. Но тогда почему Клюкин сразу заговорил о нем?
— Спросим, — вздохнул Сергунин. — Просто я думал, вы сами расскажете. Ну хорошо, вы ушли. А кто, по-вашему, мог напасть на Воронину?
— Не знаю.
— Власов? Могли у него быть основания поссориться с ней, толкнуть или ударить, а потом свалить на вас?
— Не знаю. Ведь он и сам пострадал, его тоже хотели убить. Почему бы вам не заняться тем, кто хотел это сделать?
— Так ведь он мертв, — вставил Ващенко, — на мертвого, конечно, все можно списать…
— Вы знали Привалова? — спросил Сергунин.
— Это кто?
— Это тот, кто, по предварительным данным, напал на Власова.
— И тот, с кем вы, по показаниям Клюкина, беседовали на озере, после чего на озере был обнаружен труп этого самого Привалова, — сказал Ващенко, имитируя, видимо, перекрестный допрос, чем еще больше разозлил и Калинина, и Сергунина.
— Я не знал его. Мы только на озере встретились.
— По какому поводу, можно узнать? — Ващенко решил перехватить инициативу, считая, что Сергунин слишком мягок с подозреваемым.
Сергей молчал. Он понимал, что надо рассказывать или все, или ничего. Сочинить что-то правдоподобное и не причиняющее никому вреда было невозможно, слишком много трагических событий произошло в ту ночь. Но говорить правду этим сыщикам казалось ему бесполезным. Они будут издеваться над байками о пришельце, ищущем волшебное зеркало. А если не говорить о его таинственных качествах и просто ограничиться тем, что пришелец очень хотел вернуть этот прибор? Это объяснит его нападение на Алину (тут лучше все свалить на Серого), на Власова, на Гершензона, на Илью, объяснит и события на озере… Вот только что делать с этим спятившим милиционером? Впрочем, он мог спятить и сам по себе. Увидел, что сделали с Алиной, и спятил. Вполне правдоподобно. Все объясняется. Но кто во все это поверит? А что может служить доказательством? Если только у Эдика и Алины проявятся какие-то сверхъестественные способности после инверсий… Тогда вспомнят о Саибове и, чего доброго, объявят Эдика и Алину социально опасными, посадят в закрытую психушку и будут изучать. Тебе-то что, вдруг сказал внутренний голос, Алину ты все Равно потерял, а теперь еще и тюрьма светит. Сергей вздохнул, закрыл лицо руками.
— Я не буду больше говорить. Мне надо отдохнуть, — сказал он.
Ващенко хотел что-то сказать, но Сергунин его опередил.
— Хорошо, — сказал он. — Вы сейчас должны прослушать запись нашей беседы и подтвердить ее правильность. После этого дежурный проводит вас в камеру.
И Сергунин, нарушая субординацию, пригласил в комнату милиционера и попросил его прокрутить запись беседы. Нельзя сказать, что это понравилось Ващенко. Но он сдержал себя, понимая, что работать придется вместе, а Сергунин, видимо, хваткий малый. Когда они вышли из кабинета, Ващенко примирительным тоном спросил:
— Почему он ни слова не сказал про это самое зеркало?
— Понятия не имею. Если бы хоть знать, что это за штука.
— Клюкин, похоже, более крепкий орешек, — задумчиво сказал Ващенко. — Какие у нас есть прямые улики против этой компании?
— Пока никаких. Труп Привалова удивил даже Щербинина. Что-то там непонятное. С одной стороны, есть признаки смерти от асфиксии, с другой стороны — явные доказательства, что он после нападения подельников проехал еще несколько десятков километров и устроил в городе Варфоломеевскую ночь. Если допустить, что он напал на Власова, Гершензона, Сулейманова, Булавина, а потом еще на озере оказался… Сулейманов стрелял в него уже в мертвого. Так-то вот. Щербинин категорически настаивает на этом. Как же он мог что-то там натворить?
— Да, скорее всего, ничего он не натворил. Там же в лаборатории и сдох, а труп его вывезли Клюкин и Калинин, чтобы скрыть.
— Но тогда кто напал на Булавина? И потом, сторож лаборатории утверждает, что Привалов вышел сам.
— Может, у него двойник есть или брат-близнец? — спросил Ващенко несколько саркастически, зная, что так бывает только в детективах.
— Нет у него братьев, я проверял, — спокойно ответил Сергунин, — и о двойниках не слышно.
— Тогда сторож врет, — хмыкнул Ващенко. — Старика купили или запугали. Булавин намеренно вносит путаницу — они же все друзья, подполковник, в таких городках все повязаны и начинается взаимное вранье и выгораживание. Здесь нельзя никому верить. Где сам Щербинин?
— Уехал в Москву, сказал, хочет с кем-то посоветоваться.
— Да что там советоваться? Мертвые не разгуливают. Они лежат, а гулять им помогают живые.
— Они лежат и истекают кровью, — задумчиво сказал Сергунин, и Ващенко с удивлением уставился на него — неужто мент стал заговариваться?
— Это вы о чем?
— О том, что после таких ран должно быть довольно обильное кровотечение. А у Привалова даже одежда не испачкана кровью. Не говоря уж о том, что его крови не обнаружено на полу. — Сергунин понял, что до Ващенко так и не дошло: в Привалова стреляли в мертвого.
— Да? Вообще есть болезнь несвертываемости крови — может быть, у него, наоборот, повышенная свертываемость?
— Не знаю. Наверно, Щербинин как раз по этому поводу хотел поговорить с другими специалистами. — Почему это вдруг убитый двумя выстрелами в упор встал и пошел, подумал Сергунин. Но вслух не сказал.
— Нам нужны показания Ворониной и Власова, — с досадой произнес Ващенко. — Главврач говорит, что дня три надо подождать — у обоих такие травмы, что они могут наболтать что угодно. И не пускает к ним.
Последнее было сказано таким тоном, что позволяло предположить: в дьявольском заговоре замешан и главврач Корниенко. Сергунин усмехнулся:
— А что сказал Булавин?
