— Ты уверена, что я могу сделать это? — повторил я. Я никогда сознательно не пользовался этим чувством, даже когда еще мог контролировать свои пси-способности.
— Доверься себе, — ответила она. — И мне доверься.
— Другого мне не остается, — пробормотал я, полуулыбнувшись, когда она посмотрела на меня. Я опустил голову, собираясь с мыслями, попытался представить себе свою комнату в отеле, все, чем она не являлась, все, чем являлась таким образом, который должен был что-то значить. Ее рука коснулась моего плеча, чтобы я смотрел на нее. Я почувствовал прикосновение ее мыслей, мягких и чужих, почувствовал, как они убрали защиту с моего мозга, когда она достигла в нем сигнального поста, ключа. Паника начала кромсать мой мозг. Я задавил ее, спокойствие Мийи вело меня, пока я представлял комнату, отель, вид на город в ночи…
Я почувствовал, что путь открывается, и все изменилось…
Я стоял в своей комнате в отеле, уставившись из окна на ночь и на город. Когда мой взгляд сфокусировался, я шевельнулся, чувствуя себя лунатиком. Три твердых, настоящих стены, твердый потолок и твердый пол запирали меня. Я видел безликую дверь своей комнаты, кровать, которая всегда выглядела так, словно никто никогда не ложился на нее… Мийа.
— Сукин сын. — Я задумался, почему все, что случается со мной в этом мире, кажется отрывком сна. — У меня получилось.
Она кивнула, тяжело дыша, но улыбаясь той улыбкой, которая была на ее лице совсем в другой комнате несколько минут назад.
Я сообразил, что она оценивает меня. Довольно много людей, работающих с пси-энергией, пыталось сделать это. И только ее оценка не уколола меня. Я улыбнулся, сам удивившись этому.
— Спасибо.
Она слегка пожала плечами. Не знаю, был это гидранский или человеческий жест.
— Оставь при себе свою благодарность, пока при контакте с ФТУ ты не покажешь, что усвоил. Возможно, потом тебе не захочется благодарить меня… — Ее тело было подобно дикому зверю, готовому исчезнуть в любую секунду, лишь почуяв намек на опасность, но ее глаза не отрывались от моего лица, и в них мне чудилась ласка.
Волны холода и жара поднимались по моему позвоночнику. Я прикусил язык, мечтая быть уверенным в том, что, как мне казалось, видел в ее глазах, желая прочитать ее мысли…
— Я должна идти. — Она взглянула в окно, посмотрела на меня. Ее пальцы теребили ткань куртки.
— Я… Подожди, — пробормотал я. — Ты не должна уходить сейчас же. Тут достаточно безопасно. Останься ненадолго… Ты, должно быть, устала. — Я перешел на стандарт, устав от усилий говорить по-гидрански.
Она колебалась, словно подумала, что мне удалось прочитать ее мысли, и желала теперь изменить это. Но кивнула, присела на один из безликих стульев и потерла глаза. Она резко подняла голову, когда я переступил с ноги на ногу. Я хотел сесть, но оставался на месте, чтобы не испугать ее.
— И ты, — сказала она.
— Что? — спросил я.
— Устал, — пробормотала она. Тени заполняли углубления ее лица.
Я кивнул, чувствуя, что ко мне возвращается улыбка. Я подумал, в чем причины того, что мне так хочется улыбаться, и как они связаны с ней. Я присел на другой стул.
— Один мой знакомый как-то раз сказал: «В стране слепых одноглазого забьют камнями». — На ее лице отразился вопрос. — Он говорил о тех из нас, кто, обладая пси-способностями, пытаются жить вместе с остатком человечества. Но это высказывание можно примерить к различным ситуациям. Например, к той, что мы сейчас пойманы между мирами. — Я уже сомневался, правильно ли делаю, что говорю это.
Ее улыбка погасла. Она потупилась.
— Ты ведь не выполняла задание ДНО. Перримид считает, что ваша организация хотела иметь своего агента на этом берегу реки. — Это не было вопросом.
— Нет, — сказала она, но не очень уверенно. — Я думала… — Она глубоко вздохнула и поправила себя: — Я верила, что это будет началом, как обещал Хэньен, что это действительно откроет некую возможность нашему народу, если граждане этого города увидят, что у меня получается. Хэньен так надеялся…
— Хэньен? Из Совета?
— Он единственный, кто еще пытается отстоять права нашего народа. Но он не может сделать ничего… и боится это признать.
— Почему он выбрал именно тебя на роль терапевта?
— Он… — Голос Мийи сорвался. — Он был другом наших родителей — моих и Наох. До того, как они погибли.
— У него с Перримидом больше общего, чем они оба об этом подозревают, — пробормотал я, вспоминая Киссиндру.
— Как и у нас…
Я поднял глаза. Она отвела взгляд. Поднявшись со стула, она двинулась к окну.
— Мийа? — сказал я, внезапно испугавшись, что она может исчезнуть. — Мийа… — Я замолчал — сдали нервы, — засунул руки в карманы, пытаясь найти слова, и вынул шар, которым играли Сорал и Тиен в комнате во Фриктауне, оставшейся далеко в прошлом. Я, не веря, смотрел на него.
Однажды, давно, я видел подобную вещь, гидранскую вещь. Когда-то давно я взял ее без задней мысли… словно она была моей по праву. Я вспомнил, как легко она упала мне в руку, теплая и живая. Тогда картинки внутри шара менялись, если мне этого хотелось. Но и тогда та вещь не была моей, как эта — сейчас. Этот шар все еще хранил образ таку: я уже не мог заставить его измениться.
— Извини, — пробормотал я, протягивая ей игрушку. — Извини.
Мийа посмотрела на шар, лежащий на моей ладони, на мои пальцы, старающиеся не сомкнуться на нем.
— Оставь себе. — Ее глаза проникали в мою плоть, словно я был прозрачен, как шар.
Я осторожно опустил его в карман, и он мягко скользнул туда, будто там и было его место.
— Откуда у вас они? Вы делаете их?
— Нет, — сказала она, обхватив себя руками. — Это старая вещь. Мы подобных уже не делаем.
Я подумал о Сорале и Тиене, использующих частицу своего наследия как игрушку. Лагра, сказала Мийа. Показуха. Растрачивание дара.
— Когда-то у меня был подобный.
— Семейный?
— Нет. — Я опять сунул руку в карман, вспоминая образ таку внутри шара. — Что значит мебтаку? Твоя сестра называла меня так. Я не знаю, что это значит.
Ее пальцы снова стали нервно перебирать рукава куртки.
— Ничего особенного. — Мийа покачала головой. — Просто глупость, которую она говорила, потому что не знала тебя. Она не будет повторять этого.
— Что это значит?
Она наконец посмотрела мне в лицо.
— Это старая история… о меббете, который захотел стать таку, чтобы летать, чтобы общаться с ан лирр. Меббет пошел к землянину и попросил, чтобы тот изменил его и он стал похожим на таку. И землянин дал ему искусственные крылья и надел какие-то штуки ему на голову, чтобы тот мог слышать то, что слышат таку… Но он не был таку, и таку презирали его. Но он не был больше меббетом, и его не приняли обратно. «Ты никто», — сказали они. И ему пришлось остаться одиноким до конца своих дней, и он умер от разрыва сердца. — Она отвела взгляд.
