— Бывало и хуже, — ответил я сестре.
— Оберон, — окликнул меня Эйбер. Я понял, что он пытается отвлечь меня, и улыбнулся. — Ты нарочно позволил ему уколоть тебя, да?
— Как правило, я подобным не занимаюсь, но… — Я поежился и вздрогнул от боли, пронзившей мою левую руку по всей ее длине. Кончики пальцев словно иголками закололо.
— Почему? — спросил Эйбер.
— А ты не видел, что случилось?
— Видел, что ты вдруг оказался к нему вплотную и нанес ему удар.
Я ухмыльнулся.
— Нет, там было еще кое-что.
— Он сделал что-то магическое, — сказала Фреда. Эйбер уставился на нее.
— Что?
— Я… я не знаю. Все время, пока они дрались, я смотрела на Оберона через Логрус. Я думала, что сумею таким образом разузнать побольше об Ульянаше.
— Получилось? — поинтересовался я.
— Почти. Он-то еще до начала дуэли прибег к помощи магии. Он был окружен слабым красноватым свечением. А потом, когда ты его прикончил, тебя вдруг окутал ослепительно белый свет. Никогда в жизни такого не видела. Что ты сделал?
— Я тоже изменил внешность.
— Как? — требовательно вопросил Эйбер.
— Пожалуй, об этом я позволю себе умолчать, — ответил я. Если уж никто не заметил, что я сделал, пусть все так и остается. Мало ли — вдруг случится так, что в один прекрасный день придется снова воспользоваться этим удачным трюком.
Накладывая мне на руку мазь, Фреда начала неразборчиво бормотать. Мне почти сразу стало легче. Опустив глаза, чтобы посмотреть, что она сделала, я увидел, что она наложила больше мази на ранивший меня нож, чем мне на кожу. Пузырясь и пенясь, металл у меня на глазах начал растворяться. Кровь потекла из раны беспрепятственно и вынесла из раны несколько кусочков металла. Даже кожаная рукоятка отвалилась, упала и запрыгала по плиточному полу и улеглась возле ботинок Эйбера.
— Вот это здорово, — похвалил я и пожалел о том, что у нас в Илериуме не было такой мази.
— Лучший способ, — объяснила Фреда. — Когда буду зашивать рану, будет больнее. Но у меня есть мазь от боли.
С этими словами она принялась накладывать стежки — быстро, ловко и точно. Эйбер сказал:
— Ульянашу не следовало подстрекать тебя к дуэли. Теперь больше никто не дерется насмерть. К этому… относятся неодобрительно.
— Почему?
— При таких схватках очень легко потерять самообладание.
Я пожал плечами и поморщился.
— Сиди смирно, — велела мне Фреда. Она почти закончила работу.
Я продолжал:
— Я не хотел убивать его, но, если бы я этого не сделал, он бы прикончил меня.
— Что верно, то верно, — кивнул Эйбер и задумался. — Дважды у него была возможность завершить поединок, но он оба раза отказался. Была вторая кровь — и рана была нанесена им. поэтому его честь не пострадала бы. Конечно, он сам виноват. Никто из тех, кто все видел своими глазами, не станет винить тебя.
— Вот и славно.
— Но вот его семейство… Скорее всего, тебе грозит кровная месть. Да и всем нам.
— Готово. — сообщила Фреда, повязав рану бинтом. — И чтобы больше сегодня никаких дуэлей, Оберон. Обещай мне.
Я встал.
— Постараюсь, — сказал я.
— Но, честно говоря. — задумчиво протянул мой брат, — я не думал, что ты сумеешь победить. Если бы не этот твой фокус…
Я вздернул брови.
— Позволь тебе напомнить: я неплохо владею холодным оружием.
— Он был лордом Хаоса. Полнокровным лордом. Ты не знаешь, что это значит.
— Мы теперь не так сильны, как прежде, — заметила Фреда. — Это тебе известно.
Эйбер вздохнул.
— Только не надо опять про это…
Я перевел взгляд с брата на сестру.
— Может быть, кто-нибудь возьмет на себя такой труд и просветит меня? О чем речь?
— На этом балу собралось множество важных особ, — ответила Фреда. — Я и разговаривала, и слушала чужие разговоры. Пожалуй, я знаю, что случилось с отцом.
Я глянул на Эйбера и снова перевел взгляд на Фреду.
— А какое все это имеет отношение к отцу?
Фреда растерялась.
— Во вселенной существуют силы, которые равны Хаосу и Логрусу и противоположны им. Они укрепляются и подрывают наше могущество. Король Утор пытался понять, откуда взялись Тени, и оказалось, что с этим как-то связан отец. Его считают виновным в этом.
— Как это может быть? — требовательно спросил я.
— Точно никто не знает. Но если отец каким-то образом объединился с другой силой, с чем-то, отличным от Логруса, он мог придумать, как этого добиться. Два дня назад, как только он пришел во дворец короля Утора, его схватили. Но он каким-то образом ухитрился исчезнуть из темницы. Этого не могло произойти. Логрус запечатал его в этой темнице, перекрыл для него любой доступ к магии.
Что-то отличное от Логруса…. Я вспомнил об Узоре, таившемся внутри меня, и с трудом сглотнул образовавшийся в горле ком.
Все вдруг начало обретать смысл.
— Если за нападениями на нашу семью стоит король Утор, нам всем надо как можно скорее бежать в Тени! — воскликнул Эйбер. — Лично я сделаю это прямо сейчас, пока нас не схватили!
Фреда оделила его испепеляющим взглядом.
— Насчет отца ничего не доказано, — сказала она сурово. — Его только подозревают. А нас даже не подозревают ни в чем, потому что мы не сделали ничего дурного. Может быть, нас подвергнут допросу, но нам скрывать нечего. А вот если ты обратишься в бегство, тогда решат, что ты в чем-то виновен, и будут действовать соответственно.
— Кто-то еще знает насчет отца, — сказал я, нахмурился, встал и заходил по комнате. — Вот почему все мы стали мишенями для вражеских ударов. Кто-то еще, кроме короля Утора, пытается убить нас за то, что натворил отец.
— Значит, по-твоему, это правда — то, что… — вырвалось у Эйбера.
— Да! Я… я чувствую это. — У меня пересохло во рту. Перед моим мысленным взором предстало изображение Узора. Какую бы сделку отец ни заключил с этой штуковиной, с этой силой, не являвшейся Логрусом, теперь я точно знал, что она связана со мной. Каким-то образом эта сила была связана с Узором внутри меня. Если бы кто-то вызнал о том, что мне известно, и о том, откуда я могу черпать силу, я был бы обречен на смерть. Эйбер тяжело опустился на стул.
— А я… Я так надеялся, что все это… ошибка, — выговорил он обреченно. — Кто-то замыслил кровную месть против отца. Но если он предал нас… предал короля Утора и Логрус…
— Не говори так! — прервала его Фреда. — Мы понятия не имеем о том, что он сделал и чего не сделал.
Эйбер поднял голову.
— Ты все знаешь. И Оберон тоже.
Я сглотнул подступивший к горлу ком. Но ответить не смог. И Фреда не смогла. Наконец я выдавил:
