– Полезная штука, – оценил Диего. – Мы обходились колодками.
– Колодками?
– Дубовые колодки, на манер сапожных. С прорезями для хвата.
– Рукоять?
– Обтачивалась под рапирную. Мы брали колодки, становились в упор и отжимались от пола. Паркет натирали воском, чтоб скользило. Низ колодок тоже, случалось, мазали маслом. Если ты падал, ты разбивал себе нос. Следовало держать под рукой ведро воды и тряпку.
– Кровь, – кивнул гематр. – Вы смывали кровь, натекшую из носа.
– Уборщиц дон Леон не держал. Когда я работал у него подмастерьем, я мыл полы за теми учениками, кому знатность не позволяла орудовать тряпкой. Однажды дон Леон потребовал, чтобы я, упражняясь, ставил колодки не на плоскость, а на ребро. Позже – на углы. Он полагал, что у меня избыток дурной силы. Мой бедный нос оценил изобретательность маэстро по достоинству. Те, кто видел меня впервые, считали, что я втихомолку участвую в кулачных боях.
– Дон Леон?
– Леон Дильгоа из Эскалоны.
– Автор «Нового искусства поединка»?
– Вам знакомы работы маэстро?
– «Новое искусство» переведено на унилингву. Вы не знали?
– Нет.
– У меня есть расширенная версия с комментариями и анимированными иллюстрациями. Там две трети рассуждений посвящены верному маневру. «Пока движешься, ты жив,» – исключительно точное замечание. Три фундаментальных основы: ритм, темп и дистанция.
– Кое-кто полагал, что в эскалонской школе слишком много перемещаются. Там, где иные движутся по прямой, эскалонцы предпочитают круг.
– Вы сказали: полагал? Сейчас они передумали?
– Большей частью они мертвы. «Никто, – утверждал дон Леон, – не может атаковать линейно, не получив повреждений.»
– Вы с ним согласны?
– Да.
– Как дон Леон оценил бы мой тренажер?
– Ваш? Это ваша личная разработка?
– Программное обеспечение. Набор комбинаций, вариабельность по семидесяти двум параметрам. Как вы полагаете, дону Леону понравилось бы?
– Уверен, что да. Маэстро называл это tacto, или чувством стали. Он считал, что без верного tacto нет верного atajo.
– Atajo?
– Контроля над оружием противника.
– Подойдите ко мне, прошу вас.
Диего приблизился к старому гематру. Он плохо понимал, зачем его подозвали, но решил по возможности обойтись без лишних вопросов. Оставив трость лежать на подоконнике, Эзра Дахан повернулся к гостю лицом.
– Приготовьтесь, пожалуйста, к бою.
– Без оружия?
– Представьте, что у вас в руках шпага. К бою!
Диего подчинился, размышляя, каких внутренних усилий – или многих лет тренировки – стоило мар Дахану это безукоризненное, произнесенное с нажимом «К бою!» В свою очередь гематр с полминуты внимательно изучал Диего Пераля, изготовившегося к схватке. Под его взглядом Диего чувствовал себя курицей – безголовой, ощипанной, брошенной на разделочный стол.
– Атака в руку с шагом и выпадом, – наконец сделал вывод мар Дахан. – Затем повторная атака «стрелой» – батман в четвертое соединение и укол в туловище. Вероятнее всего, в нижнюю часть груди. Я верно оценил план ваших действий?
– Черт возьми! Откуда…
– Повторим. Отойдите на шаг, вернитесь и приготовьтесь к бою. Так, хорошо. Сейчас вы маскируетесь гораздо лучше. Мне потребуется больше времени для анализа. Атака со скачком и рубящим ударом по правой щеке. Затем – ускорение на сближение, повторная атака с рубящим ударом в голову. Это годится при моем отступлении. Отступать мне некуда, за мной – окно. Впрочем, дистанция сейчас воображаемая, как и шпага в вашей руке, мар Пераль.
– Еще раз!
– Атака удвоенным переводом. Я произвольно чередую батманы в четвертое и шестое соединения. Вы совершаете перевод в открывающийся сектор. Дальше читается плохо: слишком много факторов.
Не говоря ни слова, Диего долго смотрел на старого гематра.
– Я ничего не могу противопоставить вашему мастерству, – вынес он приговор. Пераль-младший свято верил в то, что говорил. – Ничего. Вы читаете меня, как открытую книгу, на три страницы вперед.
– Ерунда, – жестом мар Дахан заставил гостя замолчать. – В первом и третьем случае вы бы ранили меня. В первом – тяжело, во втором – легко. Хотите, я определю степень ранения с более высокой достоверностью?
– Как? Как бы я ранил вас?
– Вы не расслышали? В первом случае – тяжело, во втором – легко.
– Но если вам заранее известен каждый мой шаг…
– Знать, мар Пераль, не значит уметь. Я знаю, что на меня упадет камень. Знаю вес камня, скорость падения. Но если я связан, прикован к стене или парализован, мне не избежать удара. Вы сильнее меня. Вы быстрее меня. На первых ударах я еще способен составить вам конкуренцию, но при более длительной схватке ваша молодость начнет сказываться не в мою пользу. И последнее: вас очень трудно считать. Восстановим первый случай. Атака в руку с шагом и выпадом. Повторная атака «стрелой» – батман в четвертое соединение и укол в туловище. Где я ошибся?
– Нигде.
– А если подумать?
Диего прокрутил указанную комбинацию в мозгу. Руки непроизвольно подергивались, ноги согнулись в коленях. Так лучше думалось.
– Укол в туловище, – согласился он. – Первый мой укол был бы финтом. Я бы достал вас вторым, настоящим уколом. В нижнюю часть груди, как вы и заметили. Но не с первого раза, это правда. Вы слишком опытны, чтобы я брал вас нахрапом.
– Вы убивали? – спросил гематр.
– Да.
– Рапирой?
– В том числе.
– Маэстро Леон, ваш учитель, убивал?
– Да.
– Вот поэтому вас трудно считать. Я предлагаю вам работу, мар Пераль. На тренерскую должность пока не замахивайтесь. Я окажу вам содействие, но подтверждение вашего диплома потребует времени. Вы будете личным спарринг-партнером Джессики Штильнер на период ее подготовки к «Клинкам Ойкумены» – ежегодному секторальному турниру на Китте. Она считает не хуже моего. Если быть точным, хуже на шестнадцать целых восемь десятых процента. С опытом придет точность расчетов. Вы же дадите ей то, чего я дать не могу – непредсказуемость. Понимание того, что расчет хорош, но не абсолютен. Деритесь с ней так, словно хотите убить. Нейтрализатор убережет Джессику от травм, а ваш напор добавит к ее гематрийской математике нужную толику варварской ярости. Ваше жалованье мы обсудим у меня в кабинете.
Диего вспомнил высокую фехтовальщицу. Что-то не складывалось, что-то важное. Мучило, словно загноившаяся заноза.
– Скажите, мар Дахан… Я видел, как сеньорита Штильнер смеется. Злится, упорствует, радуется. Вы же утверждаете, что сеньорита Штильнер считает, как все гематры. Мне одному кажется, что здесь есть логическое противоречие?
