Декламация Арктура все-таки пробудила Лакмана, согласно установленному в его спальне монитору. Покачиваясь, Лакман сел на кровати и прислушался. Затем услышал шум, когда Арктур уронил плечики для плаща, пытаясь его повесить. Лакман подобрал под себя длинные мускулистые ноги и одним резким движением ухватил небольшой топорик, который держал на столике рядом с кроватью. Затем встал и плавно, как хищный зверь на охоте, двинулся к двери спальни.
В гостиной Арктур взял с кофейного столика почту и принялся ее просматривать. Большой конверт торчковой почты он швырнул в направлении мусорной корзины. И промазал.
Лакман, все еще в спальне, услышал, как упал конверт. Он тут же замер и приподнял голову, словно бы нюхая воздух.
Читая почту, Арктур вдруг нахмурился и произнес:
— Будь я проклят.
У себя в спальне Лакман сразу расслабился, с лязгом положил топорик, пригладил волосы, открыл дверь и вышел в гостиную.
— Привет. Что стряслось?
— Я тут мимо здания корпорации «Мейлар-Микросним-ки» ехал.
— Опять мозги паришь?
— А там, — продолжил Арктур, — опись составляли. Но один из сотрудников, судя по всему, эту опись в каблуке ботинка вынес. Так что все они толпились на стоянке у здания корпорации «Мейлар-Микроснимки» со щипчиками и страшным количеством луп. И ма-ахоньким бумажным пакетиком.
— Вознаграждение назначили? — поинтересовался Лакман, зевая и хлопая себя ладонями по плоскому твердому животу.
— Вознаграждение они было назначили, — сказал Арктур. — Но только и его потеряли. Это была такая ма-ахонькая монетка.
— И много ты такой ерунды видишь, пока везде разъезжаешь? — спросил Лакман.
— Только в Оранжевом округе, — ответил Арктур.
— А что, у этой корпорации «Мейлар-Микроснимки» здание большое?
— Да сантиметра три в вышину, — сказал Арктур.
— И сколько оно, по-твоему, весит?
— Вместе с сотрудниками?
Фред включил быструю перемотку. Когда, согласно счетчику, прошел час, он ее ненадолго остановил.
— …где-то пять кило, — говорил Арктур.
— Откуда ж тебе знать, если ты просто проезжал мимо, что оно всего три сантиметра в вышину и только пять кило весом?
Арктур, теперь уже задрав ноги, сидящий на кушетке, ответил:
— А там вывеска огроменная.
Черт побери, подумал Фред и опять включил перемотку. Чисто по наитию он остановил ее всего через десять минут реального времени.
— …и что там за вывеска такая? — спрашивал Лакман. Он сидел на полу, перебирая целую коробку с травой. — Типа неоновая? Цветная? Интересно, а я ее видел? Она очень заметная?
— Сейчас я тебе ее покажу, — пообещал Арктур, засовывая руку в карман рубашки. — Я ее домой притащил.
Фред снова перемотал кассету.
— …а знаешь, как ввезти микроснимки в страну, чтобы никто не засек? — говорил Лакман.
— Да просто взять и ввезти, — отозвался Арктур, откидываясь на спинку кушетки и затягиваясь косяком. В воздухе было дымно.
— Нет, типа чтобы никто не врубился, — сказал Лакман. — Мне Баррис по секрету рассказал. Вообще-то я не должен был никому говорить, потому что он хочет это в свою книгу вставить.
— В какую книгу? «Простейшая домашняя наркота и…»
— Нет. «Простые способы перевозить предметы через границу Соединенных Штатов в зависимости от того, куда вы направляетесь». Ты провозишь их в партии наркоты. Типа героина. Микроснимки находятся внутри пакетиков. Они такие маленькие, что никто не заметит. Они не…
— Но тогда какой-нибудь торчок вмажет себе дозняк с половиной смэка и половиной микроснимков.
— Ну, такой торчок охрененно образованным станет.
— Это смотря что было на микроснимках.
— У Барриса есть еще способ провозить наркоту через границу. Знаешь, эти таможенники обычно предлагают тебе предъявить вещи, подлежащие обложению. А ты не можешь предъявить наркоту, потому как…
— Так что за способ?
— Значит, берешь ты огроменный кусок гаша и вырезаешь из него человеческую фигуру. Потом делаешь там полость и вставляешь туда моторчик, типа заводной, и еще ма-ахонький кассетничек. Встаешь с ним в очередь, а потом, аккурат когда надо через таможню проходить, заводишь кусок гаша ключиком, и он подходит к таможеннику, а тот спрашивает: «Есть у вас вещи, подлежащие обложению?» Тогда кусок гаша отвечает: «Нет, у меня нет» — и прет себе дальше. Топает, пока по ту сторону границы завод не кончается.
— Вместо пружины туда можно вставить солнечную батарею. Тогда он сможет годами топать. Практически вечно.
— А какой от этого толк? В итоге он упрется либо в Тихий, либо в Атлантику. Или с края Земли навернется — как…
— Представь себе эскимосскую деревушку и двухметровый кусок гаша стоимостью… сколько он там будет стоить?
— Порядка миллиарда долларов.
— Бери больше. Два миллиарда.
— Значит, эти эскимосы жуют свои шкуры и вырезают костяные копья, а тут по снегу топает кусок гаша стоимостью два миллиарда долларов, время от времени повторяя: «Нет, у меня нет».
— Эскимосы не на шутку задумаются, что бы это значило.
— Будут вечно головы ломать. Легенды сложат.
— Прикинь, как эскимос рассказывает своим внукам: «Я собственными глазами видел, как из слепящего тумана появляется двухметровый кусок гаша стоимостью два миллиарда долларов и проходит себе мимо со словами: „Нет, у меня нет“». Внуки такого дедушку мигом в дурку упакуют.
— Нет, в легендах всегда все усугубляется. Через несколько столетий эскимосы будут рассказывать: «Однажды во времена моих славных предков трехсотметровый кусок лучшего афганского гаша стоимостью восемь триллионов долларов пошел на нас, сыпля огнем и страшно крича: „Умрите, эскимосские псы!“ Мы доблестно с ним сражались, метая костяные копья, и в конце концов совсем его убили».
— Дети все равно этому не поверят.
— А дети уже вообще ничему не верят.
— Сплошной облом что-то ребенку рассказывать. Как-то раз один ребенок у меня спросил: «Что ты подумал, когда увидел первый автомобиль?» Блин, я же в 1962 году родился!
— Черт побери, — выругался Арктур. — Меня как-то раз один парень с палеными мозгами о том же спросил. Ему тогда двадцать семь было. А я был всего на три года старше. Но он уже ни во что не врубался. Потом он заглотил еще несколько дозняков кислоты — вернее, того, что ему продали как кислоту. После этого он срал и ссал на пол, а когда ты что-то ему говорил, типа: «Как дела, Дон?», он просто повторял за тобой как попугай: «Как дела, Дон?»
Наступила тишина. Двое мужчин молча смолили косяки в дымной гостиной. Висела долгая, мрачная тишина.
