Ознакомительная версия.
Никогда я не видел такой жестокой и страшной битвы. Сколько народу пало с той и с другой стороны! С утра до полдня длилась схватка. Наконец князь Дмитрий одолел. Помогла хитрость с засадой. По совету хана Тохтамыша спрятал князь в лесок полк воеводы Боброка — тот пришёл с Тохтамышем из Галиции — по направлению удара главных сил Мамая, приказав в решающий момент ударить во фланг наступающей коннице врага. Воевода Боброк — известный воин в Синей Орде — и на этот раз показал себя славным командиром: дождался нужного момента и одним броском переломил ход всей битвы.
Увидел Мамай, что его войскам не выдержать, и повёл свой последний тумен в бой. Тут и сошлись в атаке два лучших татарских тумена — Мамая и Тохтамыша, ощетиненные калёной сталью десятков тысяч копий. Две лавы ударились, слившись в одну, наполнив Куликово поле от края до края диким воем всадников. Но воинам Мамая мешала его отступающая армия: бегущие, сотнями попадая под копыта лошадей, расстроили боевые порядки наступающих, а Тохтамыш ударил сомкнутыми рядами тяжёлой конницы. И побежал Мамай. Но не ушёл далеко. Настиг его мой казачий отряд. Короткой была сеча. Перебив охранную сотню царя, мои воины окружили и взяли его в полон, а остальные сдались подоспевшему Тохтамышу. Мой хан тут же предложил им всем присягнуть и перейти к нему на службу. Тех, кто не согласился, зарубили на глазах согласившихся.
Узнал князь Дмитрий, что Мамай взят в плен, и, коротко допросив, приказал его казнить. Не нужен был ему живой царь. Отрубили голову царю Мамаю в тот же день на поле Кучковом, в том месте, что рядом с полем брани. Я с ханом Тохтамышем присутствовал при казни. Мужественно принял смерть Мамай, как и подобает царю. О пощаде не просил, лишь уже под топором палача воскликнул, что кончилась слава Золотой Орды… Зарыли его в землю тут же, а Дмитрий запретил выставлять голову Мамая на обозрение.
На следующий день к месту побоища подошёл князь Ягайло со своим стотысячным войском. Увидел он бескрайнее поле убиенных и, ни слова не сказав, повернул полки обратно в свои земли. Князь Дмитрий не стал преследовать его — был занят погребением погибших. Более ста тысяч ополченцев полегло в той битве. Ещё больше — ордынцев. Их тоже хоронили по христианскому обычаю. Восемь дней закапывали и служили панихиду. На месте битвы велел князь Донской заложить собор православный. В нём погребли богатырей-монахов Ослябия и Пересвета.
Князь Рамза замолчал.
— Да, великая была битва! — негромко воскликнул превратившийся во внимательного слушателя Тимур. — Войдёт она в историю навсегда. — И вздохнул. — Отвернулась удача от Мамая. А теперь расскажи мне о походе Тохтамыша на Москву. Это произошло через два года после Куликовской битвы?
— Через два, повелитель.
— И как вам удалось взять такую крепость?
— Да крепость-то была сложена из брёвен! И высота стен небольшая, — пожал плечами Рамза. — Разведка наша была хорошо поставлена. Войско Орды появилось у города внезапно, в период массового отъезда городского люда, знати и даже воинов в подмосковные деревни. В Москве сидел со своей дружиной литовский князь Остей, который погиб в первый же день осады. Слишком смелый был — под стрелы на стены лез. Говорить хану стало не с кем. За крепостными воротами оставались лишь посадские жители, а из «начальства» — один митрополит Киприан, вынужденный руководить обороной. Поскольку ему никто не подчинялся, митрополит тоже покинул Москву. Казаки стариков, детей и женщин туда-сюда пропускали, и он отбыл в безопасную Тверь. В осаде остались одни простые воины да горожане, разграбившие всё и вся, и в первую очередь винные погреба. На подпитии расхрабрившийся люд с городских стен словами и непристойными жестами оскорблял чувства и достоинство степняков. По истощению продовольственных запасов москвичи согласились поговорить с казачками по-хорошему, но запустили в город вместе с послами и всю ханскую рать. «Переговоры» вылились в повальную резню, погромы и поджоги. Жестоко расплатились тогда казаки за своё унижение. Три дня грабили город.
Уничтожение Москвы не входило в планы Тохтамыша. Он хотел сохранить крепость для Дмитрия. Тем более что с Дмитрием Донским он водил давнюю дружбу и был знаком с ним задолго до Куликовской битвы. Тохтамыш хотел отдать усмирённый город Дмитрию в руки. Помня о дружбе, хан Тохтамыш заранее пообещал князю Донскому подтвердить право его сына Василия на Московское княжество после смерти князя и выдать тому ярлык…
— Всё это очень интересно, но твой ход, князь, — напомнил Тимур, указав взглядом на шахматную доску. — Давай, не тяни.
Рамза устроился поудобнее на подушках и, не раздумывая, сделал ход конём:
— Тебе шах, повелитель…
— Это я предвидел, — скупо улыбнулся Тимур и поставил защиту слоном. — Так говоришь, не выставит Владимирская Русь против меня войска?
— Владимир и Суздаль никогда не смотрели в сторону Азии. Если только по торговым делам… А тебе, Великий, зачем разорённые земли за Кавказским хребтом? Лучше торговать с соседями, чем воевать. Ты прав, даже такому мудрому правителю, как ты, трудно удержать много разных земель с разноязычным людом в границах одного государства! Тем более что наш общий враг — на западе…
— Про запад слышал уже! — резко оборвал Тимур. — Я подумаю. Шахрух тебе, князь…
— Мастер ты, Великий, в этой игре. Но я так просто не сдамся.
— Значит, теряешь ладью, князь, — на довольном лице повелителя Азии появилась почти детская улыбка. — А хорошо, что я оставил тебе жизнь! Завтра сыграем вторую партию. Но вначале поедешь со мной на охоту. Места здесь подходящие.
— На охоту? Ты остановишь движение войск?
— Армия должна отдохнуть. Два дня пиров — лишь краткая передышка перед походом на Владимир и Суздаль. По пути захватим Москву. Говорят, там ещё много золота осталось. Значит, нужно его взять! Правду говорят насчёт золота, князь? Всё, мат тебе, князь Рамза! — Тимур рассмеялся.
— Непобедим ты, Великий! — склоняя голову, воскликнул князь. — Я оказался недостойным противником.
— Ладно. Иди, отдыхай, — махнул рукой, устраиваясь спиной на подушках, довольный Тимур. — Завтра я тебя призову…
Когда все вышли, включая начальника охраны и слуг, притушивших половину факелов, в шатре остались только Тимур и его внук.
— Прав этот степной князь, — осторожно произнёс Султан-Хусейн. — Опасно и невыгодно втягиваться в войну с Залесской Ордой сейчас. Может, повернём войско?
Посмотрев на него долгим взглядом, Тимур вздохнул:
— Хороший ты воин, внучек. Только мыслишь как простой сотник. Я хозяйской рукой раздразнил и поднял голодного зверя. Этот жаждущий крови хищник пока послушен мне. Он чует обещанную добычу. Если же попытаюсь остановить его, он сожрёт меня! Сейчас я могу вести армию только вперёд, к обещанным победам. И нет ничего хуже, если воины перестают верить в своего командира. Видишь, выбор у меня невелик. Любой правитель со временем становится невольником тех тёмных сил, которые руководят необузданной толпой, и только до тех пор сидит он на троне, пока может контролировать зверя. Мне нужно хоть раз накормить этого хищника до отвала и пустить ему кровь в битвах. Тогда он присмиреет, и можно будет вести его обратно в берлогу до следующего похода. А похода не избежать, потому что если запросить мира сегодня, завтра соседи сочтут тебя слабаком и лёгкой добычей. И тогда их уже не остановишь. А наши воины в мирной жизни, изнежившиеся в богатых домах рядом с красивыми женщинами, потонувшие в пьянстве и разврате городов, будут уже не волками, а сытыми домашними псами, которые не смогут даже дом свой охранять, и подохнут, если хозяин выгонит их в чистое поле. А мне нужна грозная волчья стая, только от мысли о которой содрогаются правители и народы! Так что армию надо вести вперёд! Запомни это, внучек!
Ознакомительная версия.
