После короткой паузы, потраченной на разглядывание неровно обрезанных ногтей, Хмырь молча поднял глаза. Взглянул мне в лицо и, наверное, понял, что я от него теперь не отстану.
— Екатеринбургский верховный инквизитор, — сознался он. И, видя мои выпученные глаза, коротко пояснил: — Бывший, конечно. Меня судили и сан сняли… Да ты, наверное, слышал.
Я несколько неуверенно кивнул. Конечно, слышал. А кто не слышал? Лет пять назад об этом на каждом углу судачили. Еще бы, такая новость — верховный инквизитор Екатеринбурга обвинен в ереси. Суд вроде бы действительно был. Только я не знал, чем он закончился. И непонятно, что бывший инквизитор делает здесь, в соседней епархии. Его что, изгнали? Или, что более вероятно, сбежал сам?
Но в любом случае бездомный бродяга по прозвищу Хмырь — один из высших церковных чинов соседнего города… Я только головой закрутил. Ничего себе случайное знакомство.
А потом, когда прошло первое удивление, — задумался. Вспомнил. Всю вереницу случившихся за последние несколько дней «случайных» встреч и знакомств.
Разумный мертвяк, которого я упокоил неделю назад и который, по словам Матери Ефросиний, при жизни должен был стать одним из апостолов. Сама живая святая. Ее темный антипод — Еременко. Демон Аваддон. Бывший верховный инквизитор, лишенный сана за ересь и говоривший, что не верил в Бога с самого рождения до нынешних дней.
Что-то слишком много «случайностей» получается…
— Знаю, о чем ты думаешь, — негромко сказал Хмырь. — Поверь, это не случайность. У Господа Бога случайностей не бывает.
Я вздрогнул. Поднял глаза. Заметив мое удивление, Хмырь устало вздохнул:
— Нет, мысли я читать не умею. Я всего лишь старый усталый церковник, в свое время излишне увлекшийся философствованием и за это лишившийся сана. Я не мессия, — он скосил глаза в сторону отрешенно теребившей уголок брошенной на стол старой газеты Ирины и добавил: — К счастью.
Я кивнул в знак понимания. Спросил:
— А она может?
— Читать мысли?
— Да.
— Сейчас, наверное, нет. Но через два дня настанет момент, когда она сможет все. Даже принести в мир новый День Гнева. Или уничтожить последствия старого.
— А потом она умрет.
— Да. Мессии всегда умирают. Потом.
— А сейчас?
Понимающий взгляд Хмыря скользнул по моей руке, машинально поглаживающей заткнутый за пояс сверток. Перескочил на склонившуюся над столом фигуру Ирины. Вернулся.
— У тебя хорошее оружие, — сказал он, прозаично демонстрируя мне ничтожность всех стараний хоть что-то утаить от этого человека. — Может быть, слишком злое и жестокое, но все равно хорошее. Как ты думаешь, зачем его тебе дали?
— Аваддон сказал… — лихорадочно вздрогнул я, уже понимая, куда он клонит, и не желая этого понимать.
— Забудь то, что сказал Аваддон. Я уже говорил: не верь ему нив чем. Думай сам. Только сначала маленький, но немаловажный факт, на который ты, быть может, не обратил внимания: это не боевое оружие. Боевое оружие — меч. У тебя кинжал, которым не совсем сподручно сражаться в бою, но зато очень удобно бить в спину тому, кто тебе верит. Подумай, почему именно кинжал?
— Ты думаешь?.. — в ужасе спросил я.
Но Хмырь не дал мне закончить. Оборвал. Схватил за плечо. Заговорил быстро-быстро, глотая окончания слов и все время искоса поглядывая в сторону Ирины, будто опасался, что она может нас слышать:
— Я как раз не думаю. Думать на этот счет должен ты. Оружие в твоих руках, значит, решение принимать тоже тебе. Если поймешь, что добра от этого пришествия не будет, если не побоишься принять на себя посмертную кару Господню — действуй. Если твой поступок будет правильным, человечество получит отсрочку, пока не будет подготовлен новый мессия. Не знаю сколько: может быть месяцы или годы, возможно, даже десятилетия. И это будет шанс. Пусть ничтожный, но шанс.
— И… — Я запнулся, судорожно сглотнул. И продолжил. Шепотом, будто это могло помочь мне скрыть свои мысли, свои слова от того, кто по определению знает все. — И ты думаешь, что Он сейчас не слышит, что мы тут строим против Него планы? Думаешь, Он не знает? Думаешь, Он не предпримет ответные действия?
Хмырь неожиданно весело улыбнулся. Даже подмигнул.
— Конечно, слышит, — ответил он. — Конечно, знает. Но, — Хмырь важно поднял руку, обращая особое внимание на свои слова, — прямого противодействия с его стороны можешь не опасаться. Человек обладает свободой воли — это высшая ценность нашего рода, последний и самый ценный дар Создателя. Мы вольны поступать так, как это хочется нам. Даже в пику самому Господу. Это в правилах игры. И пренебречь ими не может даже Всевышний. Так что можешь не опасаться: громом небесным тебя не ударит.
Улыбка испарилась с лица бывшего верховного инквизитора, будто ее и не было. Хмырь вновь подался вперед и, склонившись к моему уху, зашипел:
— А вот ее — бойся. Она может и не согласиться с твоими планами. Ей осталось всего два дня, и силу она будет набирать очень быстро. Ты видел могущество Матери Ефросиний? Так вот, ее мощь будет гораздо больше.
Во много-много раз больше. И если она решит, что ты мешаешь ей исполнить предназначение… Мессия вполне может обойтись и без апостолов. С точки зрения Бога, это тоже будет изъявлением свободы воли.
Хмырь резко выпрямился. Почесал затылок, путаясь в нечесаных волосах.
— Ты только учти: то, о чем мы сейчас говорили — не руководство к действию. Это всего лишь отвлеченная болтовня. И я тебе ничего не советовал, ни к чему не принуждал. В конце концов, решать все равно будешь ты. И только ты. Забудь то, что советовала тебе Мать Евфросиния. Забудь то, что сказал тебе Аваддон. И мои слова тоже забудь. Думай сам. Смотри в душу, вспоминай, перебирай факты и думай сам. Одно только не забывай: когда придет время, действовать придется быстро. Очень быстро.
Тяжело оттолкнувшись, бывший верховный инквизитор встал. Закряхтел недовольно, схватившись за поясницу. Медленно распрямился.
— Опять спина болит, — пожаловался он. — Сорок лет, а здоровье уже совсем ни к черту. Вот прадед мой до девяноста дожил — и ничего. Ни разу на радикулит не жаловался. А тут на тебе… Подарочек свыше.
— Ты его хорошо помнишь? — просто ради любопытства спросил я, чтобы отвлечься от дурных мыслей. — Прадеда-то.
— Хорошо, — вздохнул Хмырь. — Очень даже хорошо. Мы с ним тогда как раз в парке гуляли… Ну, когда все исчезало. Я помню, как он пропал. Вместе с инвалидной коляской, кстати. — Инквизитор внезапно хихикнул. — Я вот все думаю, зачем Бог коляску прихватил? Не будет же он на ней ездить. Так для чего она ему?
