— Я должен сообщить тебе что-то очень важное.
— Ну, чего?
— Помнишь гоблина?
— Гоблина? Слушай, дай пройти.
— Подожди секунду, Майкл, дело очень серьезное. Он вернулся.
— Эллиот… — Майкл редко снисходил до бесед с младшим братом — от такого хорька не только в «Парчизи» того и жди мелких пакостей, — отвяжись!
— Я покажу его тебе, только, чур, он мой!
Майкл заколебался.
— Ладно, давай быстрее.
— Сперва поклянись. Самой страшной клятвой.
— О’кей, о’кей, показывай. Что там у тебя, скунс какой-нибудь? Прямо в комнате? Мамаша тебя прикончит.
Эллиот увлек Майкла за собой по коридору.
— Сними наплечники, — попросил он, когда они вошли в комнату. — Он может испугаться.
— Не испытывай мое терпение.
Эллиот подвел брата к чулану.
— Закрой глаза.
— Зачем?
— Ну я тебя прошу, ладно, Майкл?
В чулане хранитель многовековой мудрости перебирал в памяти все, что он знал о коммуникационных устройствах — одно из них требовалось каким-то образом построить. Он услышал, что в комнату вошли двое круглоголовых (так иногда называл он про себя землян), но не стал отвлекаться, сосредоточившись на том, чтобы вспомнить схему передатчика. Внезапно дверь в его убежище распахнулась.
Вошел Эллиот и, успокаивающе кивнув, обнял Древнего ученого за плечи.
— Пойдем, познакомишься с моим братом.
Не успели они переступить порог, как в комнату ворвалась Герти, только вернувшаяся из детского сада. Увидев чудовище, она завизжала, завизжал и сам инопланетянин, и Майкл, который в этот самый миг открыл глаза, тоже завизжал. Их общий пронзительный визг разнесся по дому и достиг командного пункта, где сидела Мэри, безуспешно пытавшаяся прийти в себя.
— О боже… — простонала она, делая усилие, чтобы вылезти из-за стола. Что за новую забаву придумали ее детки! Не мучают ли Герти? Она с трудом взобралась по ступенькам и устало потащилась по коридору в комнату Эллиота. После дня изнурительной работы бороться с шайкой малолетних преступников дома — кто способен это вынести?
Мэри на мгновение остановилась перед дверью. Одно утешение — у Эллиота теперь порядок.
Она вошла в комнату и остолбенела. Все, что можно было вывернуть, было выворочено на пол. Мэри посмотрела на Эллиота. Как можно посреди такого разгрома сохранять невинное выражение лица?
— Что случилось? — спросила Мэри и не узнала собственный голос.
— Где?
— Ты еще смеешь спрашивать? Посмотри на этот бедлам! Что произошло?
— Ты имеешь в виду комнату?
— Это не комната, это кошмар! У тебя тут дикари танцевали?
В чулане старый космолог скорчился ни жив ни мертв между Герти и Майклом. Девочка, казалось, готова была вот-вот укусить его; мальчик сидел с раскрытым ртом и остекленевшим взором, его огромные, неестественной формы плечи едва помещались в крохотной клетушке. Гость из космоса надеялся, что осадное положение сохранится не слишком долго — в помещеньице становилось тяжеловато дышать.
Инопланетянин осторожно приник лицом к прорезям в двери. Гибкое, похожее на иву создание указывало на предметы, которые он разбросал по полу в поисках деталей для передатчика, и казалось чем-то недовольным.
Ученый попытался оценить, насколько миролюбиво настроено гибкое создание. Ни металлических цепей, ни оружия при нем не было, в остальном оно ничуть не уступало марсианской принцессе с плаката, хотя, к сожалению, и его природа обидела, лишив важнейшего атрибута женской красоты — расширенного книзу грушевидного живота, да и длинными пальцами на ногах, придающими такую пикантность и очарование, существо похвастать не могло. А жаль…
— Эллиот, я слышала, как визжала Герти. Вы с Майклом не мучили ее?
— Ну что ты, мам…
— Почему же она визжала?
— Не знаю. Вошла, завизжала и убежала.
Мэри задумалась. Случалось ли ей в детстве забегать в комнаты, беспричинно визжать и выскакивать? Да, признаться, случалось, и частенько. Ей и теперь хотелось завизжать. Впрочем, если разобраться, она и сейчас визжала. Может, повизжать еще немного на Эллиота, а потом уйти?
— Извини, мам.
— Я не хотела на тебя кричать, Эллиот. Ты меня тоже прости. Но прибери в комнате, иначе получишь нахлобучку.
— О’кей, мам, приберу.
Мэри повернулась и вышла из комнаты. Когда ее шаги стихли, дверь чулана распахнулась, и оттуда появились Майкл, Герти и старый гоблин.
Майкл за эти короткие мгновения стал не похож на себя, словно на пятидесятиярдовой линии его блокировал не защитник соперников, а паровой каток; тело онемело, и ему все казалось, что он грезит. Быть может, во время матча он столкнулся с кем-то головой и лежит теперь без сознания? Нет, вряд ли, — рядом эта надоеда Герти, да и эта дрянь Эллиот тут, в натуральную величину. А вот и пугало.
— Эллиот, надо сказать матери.
— Нельзя, Майкл. Ты ведь знаешь, к чему это приведет? Его, — Эллиот кивком указал на древнего путешественника, пустят на собачьи котлеты.
Гарви навострил уши и завилял хвостом.
— Он умеет разговаривать?
— Нет.
— А что он здесь делает?
— Не знаю.
Мальчики посмотрели на пятилетнюю сестру, во все глаза таращившуюся на чудище.
— Герти, можешь его потрогать. Он тебя не обидит.
Залетный космолог безропотно позволил ощупать и потыкать себя — пульсирующие сигналы от детских пальчиков воспринимались рецепторами в глубине его тела и, хотя сигналы эти были путаными и сумбурными, инопланетянин понял, что круглоголовые не безнадежно глупы и желают ему добра. Но способны ли они помочь ему достигнуть Великой Туманности?
— Ты ведь никому не расскажешь, правда, Герти? Даже маме?
— Почему?
— Потому что… взрослые не могут его увидеть. Он видимый только для детей.
— Неправда, ты обманываешь.
Эллиот выхватил из рук Герти куклу.
— Знаешь, что я с ней сделаю, если ты разболтаешь? — он резким движением развернул руку куклы за спину.
Герти вскрикнула:
— Перестань! Сейчас же перестань!
— Обещаешь молчать?
— А он что, с Луны?
— С Луны, с Луны…
Лежа на полу спальни, Мэри вслед за тренером на телеэкране повторяла гимнастические упражнения. Занятия проводила пятидесятилетняя шведка без единой морщинки на лице, которой ассистировал фигляр с физиономией слабоумного.
— И-и — и раз, два, три…
Мэри, тщетно пытаясь поспеть за ними, сбилась с ритма, выключила звук и разлеглась на ковре в излюбленной позе, подтянув колени к животу.
Из комнаты Эллиота слышались приглушенные голоса детей. Всех троих. Снова они что-то затевают — Мэри ощущала знакомое напряжение в воздухе. Может, от этого у нее опять в ушах жужжит? Или от омолаживающих упражнений, когда ногу закладываешь за голову? Придется от них отказаться.
