Я смотрел, как он пытается сфокусировать взгляд на пистолете. Ему пришлось скосить глаза к переносице. Его пальцы на подлокотниках каталки чуть напряглись, но лицо осталось бесстрастным.
— Вы собираетесь меня убить? — спросил он.
— Я могу, — ответил я.
Я хотел сделать это. Не знаю, что меня удерживало.
Он заглянул мне в глаза.
— Я вас знаю, сэр?
Долгую, мучительную минуту я пытался заставить себя нажать на спуск. Пылинки в воздухе, казалось, застыли между дулом пистолета и грудью Фонеблюма. В конце концов я понял, что ничего у меня не получится. Я поставил пистолет на предохранитель и убрал его.
— Нет, — нехотя ответил я. — Произошла ошибка. Я нашел не того.
Фонеблюм не ответил. Он даже не вздохнул с облегчением. Я протянул руку и снова включил телевизор, поправил плащ и вышел в коридор.
Я миновал вестибюль, но не стал расписываться в книге посетителей. У меня просто не было настроения. Я сел в машину. В баке оставалось еще бензина на одну поездку, но я не был уверен, что хочу этого. Я подумал о пакетике зелья, который выкинул в кусты, и о порошечне. На расстоянии эти их автоматы казались не такими уж и плохими. Я попробовал утешить себя тем, что завершил расследование и что теперь моя совесть чиста. Я постарался изо всех сил и в конце концов сумел завести мотор и направил машину в сторону порошечни. Но передумал. Работа еще не была закончена. Я повернул руль и погнал машину к «Капризной Музе».
Я приехал рано. Мне пришлось остановиться на стоянке и любоваться закатом в ожидании, пока они откроются. Небо имело цвет хорошего синяка. Когда дверь открылась, я вошел и заказал выпить в надежде, что это поможет мне убить время, хотя бы полчаса. О том, что будет потом, я не думал. Я не узнал бармена, но это ничего не значило. Лицо могло поменяться, тип остался прежним.
Он принес мне стакан.
— Первый клиент сегодня, — сообщил он, словно это что-то значило.
— Похоже, — откликнулся я.
Получив сдачу, я отошел в угол позвонить, потом допил стакан и вышел ждать на стоянку. Ждать пришлось недолго. Похоже, кенгуру был один, но наверняка я не знал. Он больше не ездил на мотороллере.
Он вылез из машины, держа пистолет наготове. Меня это не удивило и не обеспокоило. Он не убьет меня, пока не узнает, что мне известно и что мне нужно. Надо просто потянуть. Он пересек стоянку и подошел к моей машине.
— Залезай, — сказал я.
Он уселся рядом со мной и положил лапу с пистолетом на колено. Это более чем напоминало нашу первую беседу на стоянке мотеля «Бэйвью». Я понимал, что теперь он не зеленый новичок, совершающий паломничество на место своего первого убийства. Встреча со мной, должно быть, казалась ему ожившим кошмаром. Но теперь мне достаточно было одного взгляда, чтобы понять, как далеко он ушел с тех пор. Физически он изменился мало — разве что раздался в шее, да зубы пожелтели сильнее, — но он изменился. Я читал это в его глазах.
— Меткалф… — начал он.
— Молчи, — оборвал я его. — Я знаю, что ты скажешь. Ты теперь большой человек и умеешь сладко петь. Такая у тебя работа. Ты скажешь мне, что прошлое осталось в прошлом. Ты скажешь, что идеализм вышел из моды, пока меня не было. Ты смешаешь угрозы и посулы в один сладкий коктейль и вольешь его мне в ухо. Я знаю все об этом. Ты теперь Фонеблюм.
Он скривил свои черные губы в хорошо отрепетированной улыбке. В его старый репертуар это не входило, поэтому я воспринял это как подтверждение того, что я сказал.
— Я — Фонеблюм? — переспросил он. — Что ж, это почти верно.
— Хочешь, я опишу тебе нашу дальнейшую беседу? Ты прощупаешь меня на предмет цены — во сколько тебе обойдется заставить меня исчезнуть. Я скажу, что не продаюсь. Ты напомнишь мне, что тебе вовсе не обязательно было приезжать и что ты просто мог послать полную машину своих ребят.
— Неплохо, — сказал он. — Мне нравится.
— О’кей. Я сказал твою часть. Теперь ты скажи мне мою.
Он подумал.
— Ты скажешь, что имеешь на меня что-то. Я внимательно выслушаю и спокойно отвечу, что ты и твоя информация уже шесть лет как мертвы. — Он помолчал. — Знаешь, Меткалф, ты странный призрак. Ты мне не навредишь, а я тебе могу, и еще как. Ты все равно что не существуешь.
— Мне это тоже нравится, — сказал я. — Только ты все понял неверно.
— Как это неверно?
— Это будет скорее вот как, — объяснил я. — Я скажу тебе, что с твоей стороны было большой ошибкой помещать меня в морозильник. События шестилетней давности для меня все равно что вчерашние.
Я заметил, что его лапа с пистолетом напряглась. Я не беспокоился. Он был мой. Он дважды подумает, стоит ли устраивать шум на стоянке у своего клуба, к тому же шанса подумать об этом дважды у него не будет.
— Я скажу тебе, что ты совершил самую офигительно большую ошибку в жизни, не послав вместо себя своих ребят, — продолжал я. — А потом я разобью тебе морду.
Он поднял пистолет, но я с силой отвел дуло вниз, прижав к его колену. Я врезал ему по носу головой, и он ударился в панику и попытался встать. Машина была явно мала для этого. Всем своим весом я сунул его обратно в кресло и обеими руками сжал его палец на спусковом крючке. Он не хотел прострелить себе коленку и отпустил пистолет, упавший на пол машины.
Он ударил меня по зубам, но не вложил в удар душу. Возможно, ему не доводилось драться со времени нашей потасовки у меня в подъезде, в то время как моей единственной проблемой были пальцы, разбитые два дня назад о его зубы. Его главным оружием всегда служили задние ноги и хвост, но сейчас они застряли под приборной доской. Это был мой бенефис. Когда руки устали, я поднял пистолет Джоя и пару раз сунул ему в пасть. Потом опустил стекло и вышвырнул пистолет на гравий.
Я попробовал говорить, но во рту оказалось слишком много крови. Должно быть, он все-таки успел двинуть меня пару раз. Я сплюнул в окошко и вытер рот рукой. Однако и Джой выглядел не блестяще. Его голова откинулась на спинку кресла так, словно шея не гнулась. Но когда я заговорил, я видел, что он слушает.
— Знаешь, почему Фонеблюм так мечтал о наследнике? Всегда находится кто-то, выступающий в его роли, точно так же, как всегда найдется кто-то вроде меня.
Я еще раз вытер кровь со рта, потом достал пистолет Барри. Тот сыграл мне свою Тему Опасности, и на этот раз она показалась вполне уместной.
— Не думай, что это за убийство Стенханта, — сказал я. — Тебя заставили нажать на курок. Я принимаю это в расчет.
Глаза Джоя расширились от страха. Он понимал каждое слово.
— Это тебе за то, что ты держишь вожжи, — продолжал я. — За девушек на втором этаже «Капризной Музы». За шесть лет искалеченных жизней, которым я не мог помочь, потому что лежал замороженный. Это тебе за те дела, о которых знаешь только ты, за те дела, которые ты совершил, позволив себе пойти по стопам толстяка.
