— Вам будет приятно узнать, сеньор, что то, чего вам не удалось добиться с помощью взяток и угроз, успешно осуществил господин Майор, министр дезинформации и клеветы, насколько я понимаю.
Я старался следить за своими словами.
— Говорят, чем грубее ложь, тем больше шансов, что в нее поверят. Сегодня вечером по всему Агуасулю раструбили о том, что я был подручным этого героя Энжерса, сразившегося с опасным убийцей — Толстяком Брауном. Чудовищная ложь, но очень многие, должно быть, поверили в нее. Но ведь я был там и, прямо вам заявляю, стал свидетелем самого настоящего убийства. Я вдоволь насмотрелся, как ваше, Майор, правительство все красиво подает на словах и совсем иначе — на деле. Но теперь, после сегодняшнего обмана, меня того и гляди вывернет наизнанку.
Почти каждое слово я сопровождал ударом кулака по столу.
Майор сначала старался казаться равнодушным, но потом вкрадчиво заговорил:
— Сеньор Хаклют, вы возбуждены. Я хорошо понимаю, какое потрясение вы пережили. Причем это уже не первая насильственная смерть, свидетелем которой вы явились с момента вашего приезда сюда. Но наш долг состоит в том, чтобы правдиво информировать общественность.
— Какое там правдиво! — продолжал кричать я. — Ложь не может заменить факты!
— Но ведь трущобы, созданные под центральной монорельсовой станцией, действительно стали прибежищем для человека, подозреваемого в убийстве, не так ли? Вы, думаю, не станете отрицать этот факт?
— Подозреваемого! Но не осужденного или хотя бы находящегося под следствием, каким представляет его ваша служба информации. И главное — он уже ничего не может доказать! Вот это — действительно факт! А что представляет собой ваша «самая управляемая страна», Майор?! Да вы же просто рупор правительственной пропаганды, а созданная вами телевизионная сеть — не что иное, как трибуна чванливого диктатора, страдающего манией величия. «Узнай правду и станешь свободным», — смешно, а вот скроешь правду — добьешься своего. В вашей хваленой стране все верят в то, что им говорят, и даже не догадываются, какая грязная правда скрывается за красивой ложью!
Лицо Майора покрылось пятнами. Неожиданно вмешался Дальбан.
— Сеньор Хаклют, я искренне приношу вам свои извинения. Я виноват перед вами. Пытаться подкупить вас или угрожать вам было ошибкой. Мне не хватало мужества сказать этой марионетке Майору именно то, что я сейчас услышал от вас. Я решался лишь на увещевания и словесные протесты. Больше я не стану молчать. Вы абсолютно правы. Я тоже считаю Майора опасным человеком, он сам страдает манией величия, и до тех пор, пока он навязывает свою извращенную пропаганду нашим гражданам, в Сьюдад-де-Вадосе жить просто небезопасно. Вместе с Кортесом, профессором так называемых общественных наук, они навязывают нашим молодым ученым свою систему поведения, которая якобы призвана их спасти. А чем жить по этой системе, так лучше и достойнее умереть.
Мне стало не по себе, возможно, я был просто пьян. А может быть, столь откровенное признание совершенно изменило мое представление о Дальбане.
— Думаю, что теперь нам не стоит настаивать на том, чтобы вы покинули Агуасуль, — задумчиво произнес Дальбан. — Доктор Майор, вы выслушали меня, а теперь и сеньора Хаклюта. Собираетесь ли вы как-то исправить положение, создавшееся из-за ваших лживых заявлений?
Майор сидел не двигаясь. Я чувствовал, что в дверях, ожидая приказа выставить нас вон, стоит атлетического телосложения секретарь. На лбу Майора выступили капли пота, а щеки покрылись красными пятнами. Когда он наконец заговорил, голос его звучал жестко.
— Моя информационная служба является правительственным органом; — начал он. — Она не может подчиняться прихотям частных лиц. Вы, сеньор Хаклют, уважаемый иностранный специалист, приносящий большую пользу нашему городу, но наши дела вас не касаются, к тому же вы сильно пьяны. Мы, говоря мы, я имею в виду наше правительство, все же должны будем обратить внимание на ваше поведение. Вас выручает то, что вы находитесь в привилегированном положении, но умалчивать о том, что вы тут наговорили, я не собираюсь.
— Я предложил вашему правительству лишь свои профессиональные услуги, — резко возразил я, — и не позволю обращаться со мной как с мальчишкой!
Он не отреагировал на мои слова.
— Что же касается вас, Дальбан! — Вдруг я почувствовал, что это говорит человек, явно наделенный гипнотическими способностями. — Вы слишком долго стояли у нас на пути. Как бы ни было велико терпение правительства, ему тоже есть предел, на сей раз вы просчитались, боюсь, что для вас все кончилось.
Майор говорил по-прежнему сидя в кресле. Я ощутил, что мне на плечо легла тяжелая рука — наконец секретарь-атлет приступил к исполнению своих истинных обязанностей. Он молча указал на дверь. Дальбан с достоинством поднялся из-за стола.
— Вы ошибаетесь, доктор Майор, все только начинается, — тихо проговорил он и направился к двери.
Я пошел следом, жалея, что много выпил. В голове роились слова и фразы, которые я не досказал Майору. Одно было хорошо: я сумел сдержать себя и не набросился на Майора — уж слишком велико было искушение придушить его телефонным шнуром.
Когда мы вышли из телецентра, Дальбан остановился.
— Я хочу еще раз извиниться перед вами, сеньор Хаклют, — смущенно проговорил он.
— Принимаю ваши извинения, — ответил я. — Но не уверен, что смогу забыть ваши угрозы. Мне казалось, что здесь ценят честность…
— Встреча с Майором, по-видимому, лишила вас последних иллюзий?
— Я бы хотел… Боже, я и сам не знаю, что бы я хотел сделать с ним! Он казался мне здравомыслящим человеком, возможно, он таким и был, когда занимался политикой как ученый-теоретик. Может быть, его изменила власть или коррупция, право, не знаю.
— Благодаря его теории наша страна прожила двадцать лет в мире. — Дальбан смотрел вверх на освещенные окна. — Но как дорого мы за это заплатили!
— Какой же выход? — спросил я.
— Кто знает? Но мы его наверняка найдем, сеньор. Зло не может оставаться безнаказанным.
Добавить к сказанному было нечего, и я направился к машине.
Ночную тишину разорвал вой сирен. Мимо отеля с шумом мчались какие-то машины. Я поднялся и выглянул на улицу.
Пожарная машина завернула за угол и исчезла в темноте. Едва не касаясь крыши, пролетел вертолет. Следом за пожарной промчались две полицейские машины.
Наконец я сообразил посмотреть в сторону гор. Там стояло кроваво-красное зарево, зловеще освещавшее все вокруг. Сначала я подумал, что это врезался в гору самолет, но быстро понял, что здесь что-то другое.
