— Откуда мне знать! — заорал я, впадая в отчаяние. — Спросите об этом господина Тамуру.
— Послушай, — он вдруг понизил голос, — а этот самый Д.Д.Т., профессор Тамура, знает, кто такой Гоэмон? Знает и заставляет его делать такие вещи?
Я покачал головой.
— Вряд ли знает. У него ведь башка забита всяким дерьмом, всякими тухлыми идеями. Где уж ему додуматься до космиянина! Он скорее поверит в материализацию духа своего прадедушки…
— Но зачем Тамуре все это нужно… — пробормотал шеф. — Знаешь, на него точат зубы химические боссы. С замораживанием напалма, пожалуй, он переборщил. В химической компании С., которая производила для Вьетнама напалмовые бомбы, настоящая паника.
— А ну их всех к черту! Знать ничего не знаю! — Я прижался щекой к стойке. — Тамура собирается дать бой всему миру. Окопался в древней крепости…
— А что… к нему и пожалуют убийцы со всего мира!
— Это точно… Но и сочувствующие найдутся… во всем мире… Особенно в колониях и бывших колониях, которые до сих пор подавлялись силой огнестрельного оружия.
В ответ раздался храп зава.
Затуманенным взглядом я окинул бар. Кроме нас двоих, не осталось ни одного посетителя. Наверное, сейчас будут закрывать. В углу орал радиоприемник, включенный на полную мощность. Хозяйка через весь зал перекликалась с барменом.
Вдруг музыка оборвалась, и раздался голос диктора:
«…Передаем последние известия. Сегодня поздно вечером американский посол посетил резиденцию премьер-министра и вручил премьеру личное послание президента США. Содержание послания пока но опубликовано, но, судя по зарубежным сообщениям, президент требует от японского правительства немедленного „размораживания“ взрывчатых веществ и выдачи американским властям преступника, вызвавшего это явление. Определен срок выполнения этих требований. Предполагают, что нынешней ночью будет созвано экстренное заседание правительства для обсуждения послания. Тем временем американский посол в Японии проводит совещание совместно с командующим американскими вооруженными силами, размещенными на территории нашей страны. В совещании принимают участие председатель Объединенного комитета начальников штабов США. Он намекнул на возможность согласованных действий американской армии и Сил самообороны Японии для ареста виновника событий…»
— Ты понимаешь, что это значит? — сказала хозяйка бармену. — Опять с Америкой каша заваривается.
— Ну да, вышли из строя пушки и карабины, а теперь всю вину валят на Японию, — ответил бармен. — Но если даже мы будем воевать с Америкой, на этот раз ничего страшного не случится. Что можно сделать без пушек и карабинов?
Втащив уснувшего зава в такси, я сказал шоферу, куда ехать. Когда я, пройдя подземным ходом, очутился в замке, был уже третий час ночи.
Кое-где еще горел свет, по дворам расхаживали охранники с дубинками.
Очевидно, здесь уже знали о жестоких требованиях американского правительства. Большой зал был ярко освещен. Собравшиеся там мастера военного искусства и прочие приближенные Тамуры о чем-то возбужденно толковали.
— Как реагируют организации, борющиеся за мир? — спросил Тамура. — Я считаю, они должны меня безоговорочно поддерживать.
— Ни одна из этих организаций пока не выступила с заявлением. Растерялись, видно, — ответил кто-то. — А может быть, колеблются. Ведь они считают вас, Тамура-сэнсэй, правым деятелем.
Тамура презрительно фыркнул.
— Получена телеграмма из Англии, от сэра Бартоломью Ротари, — сказал другой голос. — Сэр Ротари горячо вас поддерживает. Он является руководителем английской пацифистской организации.
— Н-да, по-видимому, на остальных надеяться не приходится, — произнес Тамура. — А ответа от Генерального секретаря ООН еще нет?
Я незаметно выскользнул в дверь и направился в спальню.
Наша двуспальная кровать была пуста. Я пошел в соседнюю комнату, к Гоэмону. Он лежал на кровати, широко раскрыв глаза. Кисако сидела рядом на стуле и, позевывая, читала какую-то книгу.
Прислушавшись, я очень удивился.
— Что это ты читаешь?
— Аристотеля… — Кисако сильно зевнула, на глазах у нее выступили слезы. — Это Гоэмончик приволок из хранилища кучу трудных книг и попросил почитать ему.
Только теперь я заметил, что комната была завалена книгами. Взглянув на заглавия, я тоже начал неудержимо зевать — философия, богословие, этика и прочее. Не могу понять, как люди читают подобные книги. По-моему, достаточно одной строчки, и уснешь как мертвый. Может, у Гоэмона бессонница, и он использует их вместо снотворного?..
Но посмотрев на Гоэмона, я вновь поразился. Он порозовел от возбуждения, глаза его восторженно сверкали. Нет, он действительно из другого теста, чем мы, — приходит в возбуждение от мудрости, от силы мысли. Вот вам и разгадка сущности «нечеловека»!
Я уже хотел поделиться с Кисако своими соображениями, как вдруг услышал гул приближающихся самолетов.
Авиационный налет на город А., точнее, массированный авиационный налет на А-ский замок, несколько отличался от налетов, которые мне пришлось пережить в раннем детстве.
Сейчас же вслед за специфическим воем реактивных бомбардировщиков раздался глухой удар, потом еще удар, и замок заходил ходуном. Затрещала крыша.
— Воздушная тревога! Осторожно, не выходите наружу! — крикнул кто-то в рупор.
Но у меня как назло начался острый приступ наследственной болезни, переданной мне моими славными предками. Будь я медиком и знай латынь, я бы назвал ее «зевакиус вульгарно». Я со всех ног бросился во внутренний двор крепости хонмару и, задрав голову, начал глазеть на небо.
Что-то мелькнуло в темноте, задев по касательной мое левое колено. Я охнул.
— Что с тобой? — испуганно вскрикнула выскочившая следом за мною Кисако.
— Какой идиот строил этот замок? Дайте его сюда! — Я прыгал на одной ноге, растирая ушибленное колено. — С крыши черепица сыплется.
Кисако взвизгнула и, кажется, попыталась что-то сказать. Но со стороны западных укреплений на бреющем полете появился самолет, и земля оглушительно загудела.
— Что? Что ты сказала? — крикнул я во весь голос, продолжая держаться за ногу. — Да не ори ты так, а то Гоэмон опять погасит звук!
— Это не черепица! Смотри! — Кисако показывала куда-то за мою спину.
Я обернулся. Там лежала неизвестно когда появившаяся каменная глыба, наполовину ушедшая в землю. Мне стало нехорошо. А если бы она попала мне на голову?..
