Поглощенный собственными мыслями киммериец совершенно не обратил внимания на то, что Конн украдкой отдает какие-то приказы. Несколько его гонцов отделились от отряда и понеслись куда-то, немилосердно нахлестывая коней...
Два последующих дня пути прошли без происшествий. К оставшимся после схватки с ожившими мертвецами девяти сотням Черных Драконов присоединилось почти три тысячи ополченцев-ратников из поселян, не слишком хорошо вооруженных - зато решительности у них было хоть отбавляй. И в одном дне пути от Шамара Конн и Конан нагоняли уже изготовившуюся к бою армию Гонзальвио и Просперо.
- Всемогущий Митра! У меня двоится в глазах или в честной Аквилонии с некоторых пор стало два короля? - всегда суховато-сдержанный, аристократичный Просперо не смог скрыть своего удивления, едва не переходящего в испуг.
- Нет, не двоится, друг мой, - хлопнул его по плечу Конан. - Просто я... как бы это сказать... ну, короче, скинул лет тридцать. Не спрашивай только меня, как это случилось! Не пожелаю такого счастья и своему злейшему врагу!.. Да, и самое главное, Просперо - король Аквилонии - это Конн, он законный король. Никто не может отменить моего отречения. Конн только чуть усмехнулся при этих словах.
- Ты примешь командование, мой повелитель? - хороший придворный, Просперо обратился к сыну Конана, давая ниспровергателю Нумедида понять, что правильно усвоил все его слова.
Конн не колебался ни секунды.
- Да, принимаю, разумеется, раз я здесь. Прикажи позвать Гонзальвио, почтенный Просперо, нам надо решить, что делать дальше...
Молодой граф не сдержал криков радости при виде вернувшегося Конана.
- Это великое чудо, - глаза Гонзальвио горели, - это счастливое предзнаменование! Надо объявить об этом всему войску - что сам Конан...
- Если ты назовешь меня великим, как какой-нибудь придворный блюдолиз, я попрошу твоего короля отнять у тебя графский титул! - не на шутку рассердившись, рявкнул Конан. При виде гневного пламени в его взоре Гонзальвио поспешно прикусил язык.
- Перейдем к делу, - чуть сдвигая брови, как бы в знак своего неудовольствия, промолвил Конн, первым садясь к походному столу с расстеленной на нем картой. - Прошу тебя, начинай, Гонзальвио.
Молодой граф уже взял себя в руки. Он заговорил, спокойно, четко, со знанием дела и мало-помалу лица слушающих становились все мрачнее и мрачнее.
Положение защитников Шамара можно было назвать почти безнадежным. Вокруг города замкнулись два кольца осады - внешнее и внутреннее; во внешнем стояли только что прошедшие рати шемитов, во внутреннем - офирцы и кофитяне; нависая над левым крылом аквилонского войска, чуть в стороне от главных сил вторгшейся армады расположились немедийцы; им противостоял лишь небольшой заслон - все, что осталось от отряда графа Монагро после многодневных отчаянных боев. А еще на подходе были стигийцы - их флот поднялся по Хороту и уже находился близ устья Тайбора. На каждого аквилонского воина приходилось самое меньшее по четверо врагов, и это еще не считая стигийцев...
Гонзальвио умолк. И Конан вновь с неудовольствием заметил, что глаза и молодого графа, и бывалого Просперо обратились не к Конну, их законному королю, а к нему, Конану...
Словно почувствовав, что пауза затягивается, молодой король заговорил сам:
- Лагерь немедийцев расположен не слишком удачно, между холмами, и вдобавок там рядом река. Если мы ударим по ним, они вряд ли выдержат. С этого можно начать - а потом ударить в тыл шемитам. Насколько я понял, против нашего левого крыла сил у них не так много - верно, понадеялись на рать Бельверуса...
- А я бы предпочел чуть отступить, до линии холмов Бреза, - покачал головой Просперо. - Там отличная позиция, там мы сможем дать оборонительное сражение... При таком соотношении сил... наступление я считаю неразумным.
Просперо не сводил взора с Конана, однако киммериец безмолвствовал, положив подбородок на сжатые кулаки и пристально глядя в карту.
- Их так много, что мы можем не продержаться даже на самой хорошей позиции, - почтительно возразил Гонзальвио старому полководцу.
- И все же надо атаковать, - ожив, отчеканил Конн. - Только так у нас есть надежда спасти Шамар.
Гонзальвио тотчас же кивнул - молодой граф рвался в битву, - однако опытный и осторожный Просперо вновь покачал головой.
- Это безумие, мой повелитель. Мы погубим войско, а вместе с ним - и Аквилонию. Нас просто задавят.
Конан недовольно нахмурился при этих словах, однако вновь сдержался.
- Но ведь холмы Бреза - это не горная цепь, - в свою очередь возразил молодой король. - Это не перевал, пройти за который можно по одной-единственной узкой тропе! Если мы дадим пасть Шамару, наши враги окончательно объединятся и преспокойно обойдут нас - сил-то у них хватит. Нет, почтенный Просперо - нам надо атаковать. Это наша единственная надежда. Надо запутать врага, сбить его с толку! Пусть он мечется из стороны в сторону.
- Но, быть может, мы все же смиренно станем молить сказать свое мудрое слово короля Конана?! - не выдержал Просперо, с отчаянием в голосе оборачиваясь к киммерийцу, однако тот лишь пожал плечами:
- Ты слышал, что сказал король, почтенный Просперо. Нужно думать о том, как наилучшим образом выполнить его приказ.
- Но это же конец! - завопил отбросивший всякую сдержанность Просперо. - Ты не можешь говорить так, Конан! Это же гибель, гибель Аквилонии!
- Гибель Аквилонии - как раз в глухой обороне, - угрюмо бросил киммериец. - Именно этого и ждут от нас... - он оборвал фразу и все решили, что он имеет в виду вражеских полководцев. - Если бы я был королем, я бы отдал приказ атаковать.
Голова старого полководца упала на грудь, губы сжались в узкую белую полоску - он был уверен, что прав, и не знал, как переубедить остальных...
- Приказываю - конным лучникам перекрыть дороги к немедийскому лагерю, - спокойно распорядился Конн. - Бессонцев - на окрестные холмы; пехота в первой линии, конница - в резерве. Начинаем!..
Просперо только молча отвернулся.
Над просторной Шамарской равниной только-только занимался рассвет. Чуть всхолмленная, с многочисленными, разбросанными тут и там домиками одиноких ферм, сейчас она напоминала развороченный муравейник. Бесчисленные орды вторгшихся заполнили ее многоцветными палатками и шатрами. Шамар был окружен двойным рвом и валом, из-за которого могучие катапульты метали тяжелые камни. И, хотя крепкие стены города пока держались, ясно было, что в конце концов врагам удастся пробить брешь. Заготовлено было несколько могучих таранов; спешно вязались сотни штурмовых лестниц. Однако лагерь осаждающих разительно отличался от подобных же, каких немало видел на своем веку старый Шамар. В этом лагере не слышно было по вечерам разудалых песен; не сновали маркитантки и шустрые скупщики награбленного; за войском не тянулись обозы; казалось, пришедшая к городу армия вообще думает лишь о том, как сжечь и разрушить как можно больше, а не о набивании вечно тощих кошелей простых воинов, и это было страшнее всего. Старшины Шамара отправили выборных на переговоры с осаждающими, предложив им большой выкуп; однако в качестве ответа горожане получили в кожаном мешке лишь головы своих посланцев. Город постоянно бомбардировался глиняными шарами с жидким огнем; катапульты посылали их высоко над стенами, и возникавшие то тут, то там пожары уже уничтожили по меньшей степени четверть домов Шамара. Когда город стремятся захватить ради добычи, нет нужды заранее обращать его в пепел.
