Костюм Периса все подняли на смех. Попытались поджечь Фаусто, но только подпалили несколько прядей его волос. Запах пошел гадостный. А вот костюмы Тэлли и Шэй публику заинтриговали, и вскоре «кримы» окружили девушек. Некоторые боязливо прикасались кончиками пальцев к шерстинкам свитера Тэлли и спрашивали, не колется ли он. Шерсть, конечно, кололась, но Тэлли в ответ качала головой.
Шэй подошла к Зейну и продемонстрировала ему драгоценные камешки в глазах.
— Как думаешь, они мне идут? — спросила она.
— Они тянут на пятьдесят милли-елен,[3] — заверил ее Зейн.
Его заявление потрясло всех.
— Одна милли-елена — это столько красоты, что хватит на запуск одного космического корабля, — объяснил Зейн, и все «кримы» рассмеялись. — Так что пятьдесят — сами понимаете…
Шэй улыбнулась. От похвалы Зейна она раскраснелась, как от шампанского.
Тэлли пыталась расслабиться, но от мысли о том, что за ней слоняется костюмированный чрезвычайник, ей было здорово не по себе. Через несколько минут она вышла на балкон большой башни, чтобы подышать прохладным свежим воздухом.
К башне было привязано несколько воздушных шаров. Они парили в небе, будто черные луны. «Воздушники», стоявшие в гондоле одного из шаров, стреляли по пассажирам другой гондолы «римскими свечами» и хохотали, когда безопасное пламя с рокотом летело сквозь ночную тьму. А потом один шар начал подниматься, и рев его горелки перекрыл шум бала. Цепь, которой гондола крепилась к поручню балкона, упала и ударила по башне. Шар поднимался, язык пламени становился все меньше и меньше и наконец совсем исчез вдали. «Если бы Шэй не познакомила меня с „кримами“, — думала Тэлли, — я бы стала „воздушницей“». «Воздушники» всегда куда-то улетали по ночам и приземлялись в разных местах, а потом вызывали аэромобиль, чтобы тот забрал их откуда-нибудь с далекой окраины или даже из-за черты города.
Тэлли посмотрела за реку, на темный Уродвилль, и в душе ее почти ничто не всколыхнулось. Это было странно. Несколько месяцев, проведенных за городом, спутались, перемешались в ее памяти, но зато Тэлли отчетливо помнила, как была уродкой, как любовалась по ночам видом Нью-Красотауна из окна своей спальни, как ей до смерти хотелось, чтобы поскорее исполнилось шестнадцать… Она всегда представляла себя на этой стороне, на какой-нибудь высокой башне, а вокруг горят фейерверки, со всех сторон — красотки и красавцы, и она сама тоже красавица.
Конечно, Тэлли из тех фантазий чаще всего была одета в бальное платье — а никак не в шерстяной свитер и рабочие штаны, и ее лицо не было перепачкано грязью. Тэлли прижала пальцем нитку, выбившуюся из вязки, и пожалела о том, что Шэй сегодня нашла в ее гардеробной этот свитер. Тэлли хотелось забыть о Дыме насовсем, прогнать бессвязные воспоминания о том, как она бежала, как пряталась, как чувствовала себя предательницей. Она то и дело поглядывала на дверь лифта, опасаясь появления незнакомца в костюме чрезвычайника, и это было очень неприятно. Ей хотелось полностью осесть в этом мире и не дрожать при мысли о том, что он в любой момент может рухнуть.
Может быть, Шэй говорила правду и сегодняшнее голосование решит все. «Кримы» представляли собой одну из самых сплоченных группировок Нью-Красотауна. Если тебя принимали и ты становился «кримом», ты всегда мог рассчитывать на то, что у тебя есть друзья, на веселые вечеринки и увлекательные разговоры. Скоро Тэлли больше не придется ни от кого убегать.
Единственное препятствие заключалось в том, что в «кримы» не принимали тех, кто в пору своего уродства не предавался запрещенным забавам на полную катушку и не мог рассказать ничего о том, как вылезал по ночам из окна интерната, как всю ночь летал на скайборде, как удирал из города. «Кримы» были красавцами и красотками, не забывающими о своем уродском прошлом и продолжающими радоваться удачным розыгрышам и хулиганским забавам, которые по-своему скрашивали жизнь в Уродвилле.
— Сколько бы ты дала за этот вид? — спросил Зейн, незаметно подобравшись к ней.
В старинном черном костюме был особенно заметен его рост, максимальный для красавцев — два метра.
— Сколько бы дала?
— Сто милли-елен? Пятьсот? Может быть, целую елену?
Тэлли вдохнула поглубже, чтобы успокоиться, и посмотрела на темнеющую за деревьями реку.
— Ничего бы не дала. Это ведь Уродвилль, что с него взять.
Зейн хмыкнул.
— Будет тебе, Тэлли-ва. Не стоит так презирать наших маленьких уродливых братцев и сестричек. Они не виноваты в том, что не такие красивые, как ты.
Он заботливо убрал за ухо выбившуюся прядь ее волос.
— Я не про них. Про само это место. Уродвилль — это тюрьма.
Сказала и сразу почувствовала, как неуместны здесь такие слова. Уж слишком они были серьезны для вечеринки.
Но Зейн, похоже, не имел ничего против такого поворота беседы.
— Ты ведь бежала оттуда, да? — Он осторожно провел рукой по топорщащимся шерстинкам свитера, как делали остальные. — Скажи, в Дыме было хоть немножко лучше?
«Интересно, ему нужен правдивый ответ? — задумалась Тэлли. — Как бы не ляпнуть что-нибудь несуразное. Ведь если Зейн решит, что я не гожусь, голоса „против“ посыплются дождем, что бы мне ни обещали Шэй и Перис».
Тэлли посмотрела Зейну в глаза. Они мерцали переливами золота и отражали огни фейерверков, будто крошечные зеркала. Эти глаза чем-то манили Тэлли. То было не просто обычное волшебство красоты, нет, что-то гораздо серьезнее. И развеселый бал вокруг словно перестал существовать для нее. Зейн всегда очень внимательно слушал ее рассказы о Дыме. Он уже слышал обо всех ее приключениях, но, похоже, так и не наслушался.
— Я ушла в ночь перед тем, как мне должно было исполниться шестнадцать, — сказала Тэлли. — Так что сказать, что я бежала из Уродвилля, было бы не совсем правильно.
— Это верно, — согласился Зейн. Он отвел взгляд и освободил Тэлли от своих чар. — Ты бежала от операции.
— Я пошла за Шэй. Мне пришлось остаться уродкой, чтобы найти ее.
— Чтобы спасти ее, — уточнил Зейн и снова устремил на нее взгляд своих золотых глаз. — Так?
Тэлли осторожно кивнула. От вчерашнего шампанского у нее все еще кружилась голова. А может быть, уже от сегодняшнего.
Она посмотрела на свой опустевший бокал. «Сколько я уже успела выпить?»
— Просто я не могла поступить иначе, — сказала Тэлли и тут же поняла, как по-дурацки это прозвучало.
— Чрезвычайные обстоятельства? — спросил Зейн с холодной усмешкой.
Тэлли вздернула брови. Интересно, много ли он успел натворить, пока был уродцем? О себе Зейн не очень-то распространялся. Хотя он был ненамного старше Тэлли, ему, похоже, вообще не пришлось никому доказывать, что он настоящий «крим». Он просто был им.
