Второй снаряд пронесся над нашими головами, и тогда я отдал приказ изменить курс, а Брэдли спуститься вниз и приготовиться к погружению. Я передал ему Ноба и, следуя за ними, задраил люк.
Никогда еще, казалось мне, цистерны погружения не заполнялись так медленно. Прямо над нами раздался взрыв, судно сильно тряхнуло, все повалились на пол. Я ждал, что вот-вот сверху хлынут потоки воды, но этого не произошло, и мы продолжали погружение, пока манометр не показал глубину в сорок футов. Только тогда я уверился, что мы в безопасности. В безопасности!? Мне стало даже смешно. Я сменил Ольсона, который оставался в рубке по моему приказу. Он когда-то служил на первых английских лодках и немного разбирался в управлении. Брэдли был рядом со мной и вопрошающе смотрел на меня.
— Так как же, черт побери, нам себя вести? — спросил он. — Торгаши от нас бегут, а военные торопятся потопить, и ни те, ни другие не верят нашему флагу и не дают возможности объясниться с ними. Пожалуй, в английском порту нас встретят еще хуже — сетями, минами и не знаю чем еще. У нас ничего не выйдет.
— Давай попробуем еще разок, когда уйдем от этих преследователей, — стал убеждать его я. — Ведь должен же кто-нибудь нам поверить.
Мы попробовали еще. В результате, нас чуть не протаранил огромный сухогруз. Позже нас обстрелял миноносец, а два торговых корабля пустились в бегство при нашем приближении. Два дня мы крейсировали по проливу, пытаясь найти хоть кого-нибудь, кто бы понял, что мы свои, но таковых не нашлось. Еще после первой нашей встречи с военным кораблем я дал указание послать радиограмму, объясняющую всю сложность нашего положения, но, к моему величайшему сожалению, оказалось, что вся радиоаппаратура исчезла.
— Есть только одно место, куда мы можем отправиться, — напомнил о себе барон фон Шенворц, — это Киль. В этих же водах вы нигде не сможете высадиться. Если хотите, я могу довести вас туда и могу обещать хорошее отношение.
— Существует еще одно место, куда мы можем отправиться, — был мой ответ, и скорее мы отправимся туда, чем в Германию. Это место — преисподняя.
То были тревожные дни, и я почти не общался с Лиз. Ей я отдал капитанскую каюту, сам же вместе с Брэдли занял каюту помощника. Ольсон и двое наших лучших матросов занимали каюту для младших офицеров. Нобу я устроил лежанку в каюте Лиз, надеясь, что он поможет ей скрасить одиночество.
Какое-то время после выхода из британских территориальных вод ничего примечательного не происходило. Мы двигались в надводном положении. Затем посыпались неприятности. Утром сломался один из дизелей, и пока мы его чинили, начала наполняться водой носовая цистерна для погружения. В это время я находился на палубе и заметил увеличивающийся крен. Догадавшись, что произошло, я бросился вниз и, захлопнув за собой люк, спустился в центральный отсек. К этому времени подлодка уже погружалась носом вперед. Я бросился к клапану носовой цистерны. Он был полностью открыт. Закрыть его и включить помпу для откачивания воды потребовалась минута, но было ясно, что мы находились на грани катастрофы.
Я знал, что сам по себе клапан открыться не мог. Значит, его кто-то открыл, и этот кто-то готов был умереть сам, лишь бы уничтожить всех нас.
После этого случая я поставил охрану и приказал матросам обходить весь корабль. Мы чинили двигатель день, ночь и половину следующего дня. Большую часть времени мы дрейфовали на поверхности, но ближе к полудню с запада на горизонте был замечен дым и, убедившись на горьком опыте, что в этом мире для нас существуют только враги, я отдал приказ пустить второй двигатель, чтобы уйти с пути приближающегося парохода. Но как только двигатель заработал, раздался скрежещущий звук рвущегося металла. Двигатель остановился, и мы обнаружили, что кто-то сунул в шестерни отвертку.
Прошло еще два дня, прежде чем мы вновь обрели способность кое-как двигаться дальше, лишь наполовину завершив ремонт. Предыдущей ночью ко мне в каюту пришел часовой и разбудил меня. Это был довольно сообразительный малый, которому я вполне доверял.
— Ну, Уилсон, — спросил я, — что случилось?
Он поднес палец к губам и приблизился ко мне.
— Думается, я нашел, кто нам вредит, — прошептал он и кивнул в сторону каюты Лиз. — Я видел, как она только что пробиралась из кубрика, — продолжал он. — Она шушукается с начальником бошей. Бенсон видел ее прошлой ночью тоже, только ничего не говорил, пока я не заступил на пост сегодня. Бенсон не очень сообразителен и никогда не сложит два и два, пока кто-нибудь другой не скажет — «четыре».
Если бы Уилсон вошел и внезапно ударил меня по лицу, я бы удивился этому меньше, чем тому, что услышал.
— Никому ничего не говори, — приказал я. — Держи ухо востро и докладывай обо всем подозрительном. Он отдал честь и вышел, а я целый час, если не больше, ворочался на своем твердом ложе, терзаемый ревностью и страхом. Наконец я забылся в беспокойном сне. Когда я проснулся, было уже светло. Мы медленно двигались по волнам. Накануне я отдал приказ идти малым ходом, пока не удастся определить наши координаты. Прошедший день был облачным, ночь тоже, так что я был рад начинающемуся солнечному дню. Настроение команды, казалось, поднялось; все стало выглядеть как-то благоприятнее.
Я тут же забыл о своих жестоких подозрениях прошлой ночи и вошел в рубку. Какой же удар ожидал меня! Секстан и хронометр были разбиты безнадежно — и разбиты именно этой ночью. И этой же ночью Лиз видели разговаривающей с фон Шенворцем. Именно эта мысль больше всего ранила меня. Потерю приборов я бы мог пережить, но мысль о том, что Лиз может быть предательницей, страшила меня.
Я позвал Брэдли и Ольсона на палубу и рассказал, что произошло, но хоть убейте меня, повторить то, что доложил мне ночью Уилсон, у меня не повернулся язык. Да и по правде говоря, мне показалось невероятным, что Лиз прошла через нашу каюту, в которой мы спали вместе с Брэдли, через каюту Ольсона и еще двух матросов, да еще и беседовала с фон Шенворцем в кубрике, и при этом ее видел только один человек!
— Не могу понять, — сказал Брэдли. — Один из бошей, должно быть, очень ловкий малый, чтобы так всех обвести вокруг пальца, но они навредили нам меньше, чем им кажется. У нас ведь есть запасные инструменты.
— У нас нет запасных. Они тоже исчезли, как и радио, — сказал я.
Оба с изумлением поглядели на меня.
— Ну, что ж, — промолвил Ольсон, — у нас еще остаются компас и солнце. Может быть, кому-то из них и удастся одной прекрасной ночью стащить компас, но днем нас слишком много, чтобы им удалось беспрепятственно убрать солнце.
