Элисон пробралась сквозь толпу, обняла подругу и села.
- Слишком много куришь, - заметила она с укоризной, кивая на переполненную пепельницу.
- Слишком много для туберкулеза, - улыбнулась Дженнифер, - но вполне достаточно для рака и инфаркта. - Она рассмеялась, откинулась на спинку стула и поинтересовалась, рада ли Элисон своему возвращению.
- Необычайно, - отозвалась та, снимая пальто. Дженнифер достала еще одну сигарету из лежащей на столе пачки.
- Даю тебе две недели - и ты начнешь жаловаться, что перегружена работой, что тебе не доплачивают, что все фотографы - бабники, а руководители агентства - болваны, и ты непременно найдешь себе более интересное и полезное занятие. Она рассмеялась. - Ни разу еще не видела фотомодели, чье чувство долга не напоминало бы траекторию полета лопнувшего воздушного шарика.
- Я не спорю с тобой, - согласилась Элисон, - но пока позволь мне потешиться иллюзиями.
- А я вовсе не собираюсь возвращать тебя на грешную землю. У тебя есть полное право заблуждаться ровно столько, сколько ты пожелаешь. - Дженнифер подняла глаза на официанта, склонившегося над покрытым красно-белой клетчатой скатертью столом. - Две Блади-Мэри, - заказала она, бросив взгляд на Элисон, которая согласно кивнула.
Элисон взяла папку с фотографиями Дженнифер и принялась листать ее.
- Новые снимки? - спросила она после паузы.
- Так, продукт истерии межсезонья.
- А ты неплохо потрудилась.
- Такова моя тяжкая доля.
- А чего бы ты хотела? - Элисон улыбнулась. - Все трудятся в поте лица.
- Да. Портной, сапожник и пирожник.
- Именно так.
- И даже Майкл?
- Так мне по крайней мере говорили.
- Кто?
- Он сам.
Элисон покачала головой.
- Он ищет сочувствия.
- А у тебя он его не находит.
- Все как-то не было удобного случая. Я уезжала, если ты помнишь.
- Ну а сейчас он дождется от тебя сочувствия?
- Посмотрим. - Что "посмотрим"?
- Просто - посмотрим. - А он тебе сочувствует?
- Мне это не нужно. Дженнифер кивнула.
- Очень романтично.
- Что именно?
- Разлука. Она воспламеняет сердца любовью.
- Другое место она воспламеняет.
- Какое? Печень?
Они рассмеялись.
Вскоре принесли напитки, которые стояли нетронутыми, пока подруги обсуждали некоторые подробности вчерашнего телефонного разговора. Затем они быстро пообедали, поймали, выйдя из ресторана, такси и направились в Вест-Сайд. На 26-й улице такси остановилось, и девушки вошли в обшарпанное здание. Еще одна фотомодель дожидалась в вестибюле лифта. Они познакомились ее звали Луиз - и поднялись на седьмой этаж, где располагалась студия Джека Туччи.
Съемка длилась несколько часов. - Еще чуть-чуть, - объявил, наконец, Туччи с легким европейским акцентом.
Камера защелкала - раз, два, три.
Перейдя в другое место, Джек поменял ракурс, стряхнул капли пота со своей аккуратной бородки, снова поменял ракурс. Его гибкое тело перемещалось по студии быстро и элегантно. Опытный. Уверенный в себе. Самолюбивый.
- Чуть левее, - скомандовал он, для наглядности махнув рукой. - Выше подбородки! Слишком высоко! Вот так!
Камера защелкала.
- О'кей. Объявляется перерыв на обед. Затем займемся черно-белыми снимками.
Щурясь от яркого света, девушки сошли с подиума и осторожно пробрались через провода и прожекторы к креслам в дальнем углу студии.
Джек установил камеру на треногу и присоединился к ним.
- Сигареты есть? - спросила Дженнифер, Джек достал пачку из кармана рубашки и бросил ее на стойку бара.
Элисон уютно устроилась в старом кресле.
- Кому еще? - предложил Джек, протягивая сигареты. Не получив ответа, спрятал пачку обратно в карман, пошарил в шкафу и извлек оттуда стопку фотографий.
- Хочу знать ваше мнение. - Он передал снимки Дженнифер перед тем, как исчезнуть за дверью.
Спустя мгновение он появился с подносом, на котором лежало несколько сандвичей, стояли банки "Кока-Колы" и бутылка белого вина.
- Черный хлеб - с языком, - объяснил Джек, - белый - с ростбифом. - Он улыбнулся и принялся раздавать еду. - Элисон? - спросил он, когда две другие девушки взяли себе по сандвичу.
- Чуть попозже, - отозвалась она, безвольно свесив руки с подлокотников, и вытянув усталые ноги.
- Ну и как? - Джек кивнул на снимки.
- Ничего, - ответила Дженнифер. Она достала из сумочки очки и водрузила их на свой изящный носик. - Что это за девушка?
- Ты ее не знаешь.
- Фотомодель?
- Нет. Так, одна знакомая. - Он хитро подмигнул.
- Качество потрясающее.
- А до чего все естественно!
- Весьма. Как тебе это удалось?
- Ax, - на его губах заиграла сладострастная улыбочка, - естественное освещение и вуайеризм. Кажется так называется половое извращение, заключающееся в наблюдении за половым актом? Камера - великий сексуальный маньяк. Когда снимаешь обнаженную натуру, необычайно важна фактура объекта, но если она догадывается о присутствии камеры, натуральная прозрачность тела неминуемо теряется. Взгляни на ее лицо. Смог бы я достичь этой чистоты, этой нежности, знай девчонка, что я щелкаю фотоаппаратом? Смог бы я уловить этот бесстыдный нарциссизм? - заметил он, не скрывая восхищения.
И принялся обсуждать вопросы преломления света в фотографии.
Тут-то все и произошло.
Элисон продолжала сидеть в кресле, небрежно перелистывая номер "Вог". Первым делом у нее заболела голова. Почти мгновенно, словно боль была с ней всегда, но лишь не прорывалась наружу. Она сконцентрировалась где-то в глубине черепа. Сначала Элисон удивилась, потом испугалась. Всю неделю она великолепно себя чувствовала. Да-да, последний раз голова у нее болела в то утро, когда звонила мисс Логан. Да это и болью-то нельзя было назвать, так какое-то тупое давление в висках, которое Элисон отнесла на счет нервного перенапряжения. А сейчас что? Всему виной, наверное, многочасовое пребывание в слепящих лучах прожекторов. Но будь это просто мигрень, Бог с ней. Что-то творилось с ее спиной, словно к коже прижали кусок сухого льда. Она в испуге выпрямилась, отшвырнула журнал, подошла к окну и взглянула поверх крыш. Луна в последней четверти, дымовые трубы - вот все, что открылось ее взору. Элисон тряхнула головой, тщетно пытаясь избавиться от боли, затем повернулась к бару и прислушалась.
- Ты уверен, что не смог бы достичь подобного эффекта, снимая профессиональную фотомодель? - спрашивала Луиз. Звуки доносились до Элисон, словно сквозь толстый слой ваты. Они превращались в неясный гул.
И исчезли совсем.
Элисон пошатнулась назад. Оконное стекло задрожало и треснуло.
Все в изумлении обернулись и уставились на нее.
- Я.., я... - бормотала Элисон, и миллионы крошечных иголочек поднимались вверх по ее рукам, распространяясь по всему телу и уступая место более грозному ощущению: полному онемению кожи. Она начала ожесточенно тереть руки друг о друга.
