— Командира звена?
— Нет, лабораторию. Я думал, она станет центром исследований по…
— О, вы об этом? Кстати, я как раз вас и вызвал для того, чтобы предложить вам работу именно в той области, которой вы себя посвятили… Что касается лаборатории, то будьте уверены, мы предложим вам такую лабораторию, о которой вы и не мечтали…
— Собственно, для моей работы лаборатории не нужно, господин Семвол. Я теоретик. Моя лаборатория — это письменный стол, стопка бумаги и хорошая библиотека…
— У вас, господин Мюллер, будет все это, и даже больше. Поверьте мне, что мы понимаем, какие условия нужно создать ученому-теоретику. Мы сделаем все, чтобы вы могли продолжать работу над «Омегой».
— Скажите откровенно, полковник Семвол, а для чего вы хотите продолжать работу над «Омегой»?
— Мы хотим использовать силы природы на благо человечества, — воскликнул Семвол, вскакивая из-за стола. — К черту войны! Хватит! Люди устали от войн!
Семвол несколько раз взволнованно прошелся по кабинету. Мысленно он прикидывал, не переиграл ли.
Семвол выжидал, какова будет реакция Мюллера. Но реакции никакой не последовало. Мюллер молчал, следя за ним глазами. «Переиграл, — думал Семвол, — наверное, переиграл!»
— Время войн, господин Мюллер, кончилось! — снова патетически воскликнул он. — Да и возможны ли они сейчас? Вот вы, ученый, один из немногих, кто понимает потенциальные возможности современной науки. Можете ли вы представить себе войну в эпоху, когда будет решена проблема «Омега»?
Мюллер поморщился. Он внимательно обвел глазами кабинет полковника, как-то странно посмотрел на все предметы, находившиеся на столе, на мебель вокруг, и на самого полковника и едва слышно произнес:
— Все это исчезнет. Пепел… Нет, газ… Страшнее — плазма.
Полковник тоже понизил голос и продолжал взволнованно:
— Да… Вот к чему привели человечество. Трудно сказать, что это — благодеяние или проклятье. Вы говорите — газ, плазма. Это хорошо! Но ведь кто-то останется в живых! Кто-то случайно может избежать мгновенного уничтожения. Это может быть ваш отец или моя жена, или маленькая дочка вашего друга. Обожженный человек медленно бредет по раскаленной пустыне. Он слеп, изранен, отравлен. Он передвигается по ядовитой земле, в отравленном тумане совершенно один, один, безо всякой надежды на помощь и спасение. Вы, Мюллер, представляете себе, что значит ждать неизбежной смерти в одиночестве, в пустыне?
— Представляю, — прошептал ученый и схватился левой рукой за грудь. Его глаза расширились и уставились на полковника.
— Вы ранены? — заторопился Семвол.
Мюллер виновато улыбнулся.
— О, нет… То есть чуть-чуть. В правое плечо… это пустяки. Но то, что вы говорите, напоминает мне, как однажды…
— Что?
Ученый сжал зубы и сказал твердо:
— Однажды я пережил это страшное чувство обреченности и безнадежности… Так для чего вы хотите продолжать работу над «Омегой»?
— Разве вы не догадываетесь? Потоки даровой энергии! Полеты к звездам! Моря в пустынях! Небывалый расцвет цивилизации! Изобилие и счастье! Ведь все это в «Омеге», не так ли? Но здесь, на вашей разрушенной родине, ничего сейчас не добьешься. Нужно время, время… И терять его нельзя. Вот поэтому мы и приглашаем вас в готовую, прекрасно оборудованную лабораторию. Лучшую в мире. А когда ваша страна сможет… Тогда вы вернетесь, в любой момент.
— Я хочу сказать, — заговорил наконец Мюллер, — что прежде, чем соглашусь продолжать работу над «Омегой», я должен иметь гарантию, что она не будет использована для новой войны… Я хочу иметь гарантию для себя. Я не хочу в будущем сидеть на скамье подсудимых в качестве военного преступника.
— Да-а-а, — неопределенно произнес Семвол, лихорадочно думая, как лучше продолжить разговор. — Ну, а в каком виде вы хотели бы иметь такую гарантию?
— В очень простом. Все мои исследования и все исследования моих будущих товарищей должны беспрепятственно печататься во всех научных журналах. Никакой секретной науки, все исследования ученых должны быть достоянием всех людей.
Полковник задумался. Он понимал, что не мог поступить с Мюллером так, как он это сделал с Хейнсом и Родштейном. Здесь была слишком серьезная игра. Нужно было немедленно что-то отвечать…
— Хорошо, Мюллер. Я согласен…
— В таком случае, полковник Семвол, — Мюллер встал и улыбнулся, — в таком случае — вот вам моя рука.
Ученый крепко пожал руку Семвола.
— А теперь вас проведут в вашу комнату и пришлют врача.
Мюллер вздрогнул.
— Только, умоляю вас, не нужно врачей. От одного их вида мне становится плохо. Лучше пусть принесут мне бинт и теплую воду. Я сам о себе позабочусь.
— Хорошо. Доброй ночи.
Когда Мюллер удалился, полковник вызвал Лиз. Она вошла с небольшим блокнотом и карандашом в руках.
— Вы не уснули, девочка? — весело спросил ее Семвол. — Сегодня мы хорошо с вами поработали. Вы видите, какой это интересный народ. Я вас попрошу, как только выспитесь, перепечатайте запись. Беседу с Хейнсом сделайте в трех экземплярах. Часть пленки, на которой эта беседа записана, срежьте и вместе с копией стенограммы отправьте майору Сулло. Туда же мы отправим и самого Хейнса.
— А кто такой майор Сулло?
— Такие люди, как Хейнс, по его части, — уклончиво ответил Семвол.
— А что будет с Мюллером и Родштейном?
— Этих, по-видимому, можно будет использовать по назначению, — сказал полковник как бы в раздумье…
— В качестве трофеев?
— Что? Ах, трофеи! Святая наивность. Идите лучше спать, Лиз.
Когда Семвол вышел, девушка приблизилась к столу и нажала кнопку на панели магнитофона. Затем из ящика письменного стола она извлекла катушку с магнитной записью беседы. Захватив ее, она погасила свет и бесшумно вышла из кабинета.
6
Старый военный крейсер «Малоэ» пересекал океан, неся в своей утробе несколько тысяч тонн научного оборудования и несколько десятков ученых и специалистов, В том числе доктора Мюллера и доктора Родштейна. А в это время доктор Хейнс знакомился со своей новой жизнью в Европе, в одном из крохотных селений в Баварских Альпах, на берегу большого голубого озера.
Хейнс не сразу разобрался в своем новом положении.
В день приезда мужчина в гражданской одежде, но в форменной военной фуражке, с огромными солнечными очками, которые закрывали верхнюю часть лица, дал ему толстую тетрадь с пронумерованными страницами и приказал написать автобиографию, начиная с самого рождения. На сочинение Хейнсу понадобилось три дня.
