Закат. Дом вдруг стал похож на потревоженное гнездо летучих мышей, с пронзительным визгом и громким хлопаньем крыльев разлетающихся кто куда. Сами собой, будто по мановению волшебной палочки, распахивались ящики, в темноте подземелья шаркали торопливые шаги постояльцев, покидавших свое сырое пристанище, чтобы присоединиться к тем, кто пробудился раньше. В двери и окна нетерпеливо барабанили опоздавшие к началу праздника.
Гости скидывали на руки Тимоти промокшие под проливным дождем плащи, накидки, вуали, шляпы, и он носил в чулан груды мокрой одежды, сгибаясь под их тяжестью. В комнатах яблоку было негде упасть. Чей-то язвительный смех, как подброшенный мячик, оттолкнулся от одной стены, ударился о другую, обогнул дверной косяк и покатился по комнатам, где и настиг Тимоти, спрятавшегося от чужих взглядов в самом дальнем уголке дома.
Волоча за собой длинный хвост, по полу пробежала мышь.
– Добро пожаловать, милая племянница Либерсроутер! – раздался голос Па над ухом у Тимоти. Отец, похоже, не замечал мальчика. Тимоти совсем затолкали, чьи-то локти впивались в него, и никто не обращал на него никакого внимания.
Наконец он не выдержал и незаметно улизнул наверх. Просунув голову в дверь комнаты Сеси, Тим тихонько окликнул ее.
– Сеси, ты здесь?
И, не дождавшись ответа, спросил чуть громче:
– Где ты сейчас?
После долгого молчания он услышал:
– Я в Королевской долине, неподалеку от Соленого озера, у бурлящего гейзера; здесь сыро и тихо. Я вселилась в жену местного фермера. Сижу на крыльце и могу заставить делать и думать все, что мне захочется. Солнце уже садится.
– Расскажи мне про гейзер, – попросил Тимоти.
– Прислушайся, и ты услышишь шипение и бульканье, – начала она медленно и плавно, как в церкви. – Маленькие серые пузыри пара вырываются наружу. Они похожи на лысые головы, выныривающие из густого сиропа. Потом они лопаются, как воздушные шары, и с чавканьем и хлюпаньем падают на землю. Освободившись от лопнувшей оболочки, пар комками пуха уплывает ввысь. Как в давно забытые времена, сильно пахнет горящей серой. Много миллионов лет назад в это варево оступился динозавр.
– Его не стало?
Мышонок, покрутившись у ног фермерши, юркнул в щель под полом. Еще через мгновение невесть откуда возникла удивительной красоты женщина. Прислонясь к дверному косяку, она улыбнулась чарующей белозубой улыбкой.
Что-то бесформенное прижалось снаружи к залитому струями дождя кухонному окну. С плачем и стоном, шумно вздыхая, оно билось о стекло, но Тимоти почти не замечал этого. Он ничего не видел вокруг себя. Мысли его блуждали вне дома и были полностью сосредоточены на происходящем. Ветер сбивал его с ног, дождь хлестал по щекам, мерцающая тьма неодолимо манила к себе. Вытянутые колышущиеся фигуры, выделывая диковинные пируэты, кружились под нездешние звуки вальса.
В поднятых бутылях мерцали искорки света. От выскочивших с оглушительным треском пробок во все стороны полетели крохотные комочки земли, паук сорвался вниз и, смешно выбрасывая длинные ноги, убежал в щель.
Тимоти вздрогнул и оглянулся. Он снова был дома, слышал недовольный голос Ма: "Тимоти, подай, Тимоти, принеси, сбегай туда, сбегай сюда, помоги, накрой на стол, расставь тарелки, разложи еду", – и так без конца: торжество продолжалось.
– Да, его не стало. Совсем, – полураскрытые губы Сеси сонно шевельнулись, они медленно роняли слова:
– Мозг этой женщины… Да, я сейчас в нем, мое зрение – это ее зрение; пугающе неподвижная гладь моря, – кажется, что по ней можно вышивать, – простирается так далеко, насколько хватает глаз. Я сижу на крыльце и жду мужа – ему уже пора вернуться. Время от времени из воды выпрыгивает какая- то рыбешка и с негромким плеском шлепается обратно, в свете звезд блестит ее чешуя. Долина, море, несколько машин, деревянное крыльцо, я в кресле- качалке – и тишина.
– Дальше, Сеси, дальше.
– Я поднимаюсь с кресла…
– Рассказывай, что дальше.
– Выхожу из дома, иду в сторону гейзера. Аэропланы проносятся у меня над головой, словно доисторические птицы. А потом все опять затихает и умолкает.
– Сеси, ты скоро вернешься?
– Я вернусь, когда мне как-то удастся изменить жизнь этой женщины, как только мне станет здесь скучно. Я спускаюсь с крылечка, держась за деревянные перила. Я устала, мне тяжело идти, ступеньки скрипят у меня под ногами.
– Где ты сейчас?
– Совсем близко от гейзера. Меня окутывают серные испарения. Я смотрю, как растут пузырьки на поверхности гейзера, они становятся все больше и – лопаются.
Вот, чуть не задев меня, с пронзительным криком пролетела птица. И вот я уже в ней и улетаю. С высоты мои глаза птицы, круглые, как бусинки, видят, как внизу женщина медленно ступает по деревянным мосткам прямо к гейзеру. Шаг, другой, третий… Раздается звук, будто от падения большого камня в болото. Описываю круг над этим местом и вижу белую руку, исчезающую в серой раскаленной грязи…
Теперь – быстро домой, скорей, скорей!
Огромные сияющие глаза Сеси широко распахнулись и загорелись радостным возбуждением:
– Вот я и дома.
Помолчав с минуту, осмелевший Тим робко заикнулся:
– Знаешь, там, внизу – праздник Возвращения. Народу собралось – море!
– Так почему же ты здесь?
Сеси взяла брата за руку:
– Хочешь попросить о чем-то? – Она лукаво улыбнулась: – Ну, говори, раз уж пришел.
– Я не хочу тебя ни о чем просить, – начал было Тимоти, но тут же перебил сам себя:
– Ну, почти ни о чем, это такая малость. О Сеси! – Слова вдруг полились неудержимым потоком. Не переводя дыхания, Тим выпалил все то, что мучило его эти дни, он буквально захлебывался от переживаний: – Я так хочу выкинуть что-нибудь эдакое, чтобы они ну хоть разочек обратили на меня внимание, чтобы меня приняли за своего, но я ничего, понимаешь, ни-че-го не умею, мне так стыдно, и я надеялся, ну, я думал, что ты бы могла…
– Пожалуй, я могла бы сделать то, о чем ты просишь. – Полузакрыв глаза, Сеси таинственно улыбнулась: – Выпрямись. Стой спокойно.
Тимоти безропотно повиновался.
– Теперь закрой глаза и выбрось все из головы.
Тимоти замер и изо всех сил сосредоточился на мысли о том, что он ни о чем не думает.
Сеси вздохнула:
– Ну, пошли вниз.
Неуловимым движением она переселилась в Тимоти, и теперь худенькое тельце брата обтягивало ее, как перчатка руку.
– Смотрите все на меня, – с этими словами Тимоти поднес ко рту бокал с теплой алой жидкостью. Подождав, пока глаза родственников обратятся на него, он осушил его до дна.
Затем, протянув руку в сторону Лауры, прошептал заклинание, заставившее сестру застыть на месте. С каждым шагом, приближавшим его к сестре, Тимоти казался себе больше и сильнее.