С платформы донеслось громыхание поезда. Того самого, что подъезжал, когда вихрь сбил меня с ног. Наверное, поезд его и принес. Я спустился и встал, вглядываясь в тоннель, одновременно надеясь и боясь, что вихрь налетит снова.
Поезд вынырнул из тоннеля и остановился. Народу на этой станции вышло мало. «Будьте осторожны при входе и выходе!» — предупредил электронный голос. С шелестом закрыв двери, состав отправился. Поток воздуха подхватил валяющиеся на путях обрывки газеты и швырнул в стену. Я напрягся, готовясь противостоять натиску, расставил ноги, но это оказался самый обычный ветерок, ничем особенным не пахнущий.
Тогда я вернулся в переход, осмотрел стены на предмет дверей, провел рукой вдоль кафеля, проверяя, нет ли сквозняка, и остановился в ожидании следующего поезда на том же месте, где меня застиг вихрь.
Безрезультатно. Я только мешал проходу. На меня то и дело натыкались, бормотали «извините» — никак не могу привыкнуть, сколько ни убеждаю себя, что это всего лишь британский аналог нашего «позвольте». Выходит, что они передо мной извиняются, хотя это я мешаю пройти, а не наоборот… Время поджимало, я мог опоздать на конференцию.
Возможно, вихрь объясняется простым стечением обстоятельств. Вокруг столько тоннелей и переходов — ни дать ни взять кроличья нора: ветер мог налететь откуда угодно. Может, на серой ветке кто-то вез упаковку тухлых яиц. Или образцы крови. Или и то, и другое.
Я перешел на Северную линию, сел в подкативший поезд и благополучно прибыл к утреннему заседанию, назначенному на одиннадцать. Однако происшествие в переходе взволновало меня куда больше, чем я готов был признать. Я цеплял на лацкан карточку с именем, и тут кто-то распахнул входную дверь, впустив струю холодного ветра.
Машинально дернувшись, я застыл в ступоре, не сводя невидящего взгляда с двери. Сотрудница, выдававшая беджики, поинтересовалась, всели со мной в порядке.
Я кивнул.
— Старикан или Эллиот Темплтон уже отмечались?
— Старикан? — непонимающе переспросила сотрудница.
— Ну, Старикан, — нетерпеливо пояснил я. — Артур Бердзол.
— Утреннее заседание уже началось, — сообщила она, просматривая разложенные на столе карточки с именами. — В зале смотрели?
Старикан на утреннее заседание сроду не являлся.
— Мистер Темплтон здесь, — сверившись со списком, добавила женщина. — А мистер Бердзол еще не отмечался.
— Даниель Дрекер пришел, — шепнула налетевшая откуда ни возьмись Марджори О'Доннел. — Ты ведь знаешь, что случилось с его дочерью?
— Нет. — Я оглядывал комнату в поисках Эллиота.
— Направили в клинику. Шизофрения.
Интересно, это намек, что я себя тоже странновато веду? Однако Марджори развеяла мои сомнения:
— Так что, ради бога, ничего о ней не спрашивай. И Питера Джеймисона про Лесли. Они теперь в разводе.
— Не буду, — пообещал я и пошел слушать утреннее заседание. Эллиота ни в зале, ни в буфете видно не было. Я сел рядом с лондонцем Джоном Маккордом и с места в карьер поведал:
— Прокатился сегодня в метро.
— Ужас, правда? — откликнулся Маккорд. — И цены взвинтили. Сколько сейчас билет на день стоит? Два с половиной фунта?
— Там на «Чаринг-Кросс» какой-то странный ветер. Маккорд понимающе кивнул.
— Это от поезда. Поезд, заходя в тоннель, гонит перед собой поток воздуха. — Он продемонстрировал жестом. — А так как состав заполняет тоннель целиком, в хвосте создается некий вакуум, и туда устремляется воздух — отсюда и ветер. То же самое, только в обратном порядке, происходит, когда поезд прибывает на станцию.
— Да-да, это все понятно, — нетерпеливо перебил я. — Но там чуть ли не взрыв прогремел и пахло..!
— Потому что грязища. И нищие. Они ведь ночуют в переходах. И на стены, бывает, мочатся. Лондонское метро за последнее время сильно испортилось.
— И не только оно, — подала голос соседка напротив. — На Риджент-стрит открыли диснеевский магазин, представляете?
— Да, и «Гэп» тоже.
Все, пошло-поехало! «Осторожно, двери закрываются!» — собеседники увлеклись обсуждением лондонского-«упадка и разрушения». Я ретировался, пробормотав, что пойду искать Эллиота.
Поиски успехом не увенчались, а дневное заседание вот-вот должно было начаться. Я пристроился рядом с Джоном и Айрин Уотсон.
— Артура Бердзола или Эллиота Темплтона не видели? — обводя глазами помещение, еще раз попытался выяснить я.
— Как же, Эллиота видел, перед утренним заседанием, — ответил Джон. — И Стюарт тоже здесь.
Айрин перегнулась ко мне.
— Вы в курсе, что он перенес операцию? Рак прямой кишки.
— Врачи говорят, поймали вовремя, — добавил Джон.
— Прям уже приезжать боюсь, — поделилась Айрин, снова перегнувшись через Джона. — Стареем, болеем, разводимся. Хари Шринивасау скончалась, знаете? Инфаркт.
— Кажется, там мой знакомый пришел, пойду поздороваюсь… — Пообещав вернуться через минуту, я двинулся по проходу.
И тут же налетел на Стюарта.
— Том! Давно не виделись! Как поживаешь?
— А ты как? — ответил я вопросом на вопрос. — Мне сказали, в больнице побывал?
— Теперь все в норме. Вовремя перехватили. Страшно ведь не то, что болезнь может вернуться, а что с возрастом ни один из нас от подобного не застрахован. Про Пола Вурмана слышал?
— Нет. Извини, надо пойти позвонить, пока заседание не началось. — То есть пока не пришлось выслушивать новые подробности про всеобщий «упадок и разрушение». Я сделал шаг по направлению к вестибюлю.
— Куда ты подевался? — На плечо мне легла рука Эллиота. — Я тебя везде ищу.
— Кто, я подевался? — Я походил на жертву кораблекрушения, несколько дней болтавшуюся в шлюпке по морю. — Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! — воскликнул я, расплываясь в счастливой улыбке. — Ничуть не изменился — высокий, спортивный, шевелюра ни на волос не поредела. А то кого ни возьми, из всех песок сыплется.
— А сам-то! — улыбнулся Эллиот. — Пойдем, тебе надо взбодриться.
— Старикан с тобой?
— Нет. Не знаешь, где здесь у них бар?
— Там, — махнул я.
— Тогда веди. У меня куча новостей. «Эверс и партнеры» согласились участвовать в моем новом проекте. Сейчас выпьем по кружечке, и я все расскажу.
Обещание он выполнил, заодно поведав, что у них с Сарой произошло нового с прошлой конференции.
— Я думал, Старикан появится, — поделился я своими надеждами. — Вечером хоть будет?
— Наверное! Или завтра.
— У него все хорошо? — Я кинул взгляд на Стюарта, который с кем-то беседовал у противоположного конца барной стойки. — Не в больнице, ничего такого?
