Обратная дорога оказалась более короткой. Два перехода, подъемник, открытая галерея невысоко над каналом, еще один подъемник, двери, двери — и вот мы снова в комнате, откуда начали свое шествие. Из дыры появился соратник с охапкой нашей одежды в клешнях, вывалил ее на стол рядом с разложенными образцами и скрылся в отверстии.
Служители швырнули мне гиматий и засуетились вокруг Гупты, помогая ему переодеться. От рвения один из них, хриплоголосый, опрокинул бутыль с черной жижей и она, покатившись, чуть не упала на пол. Бутыль, к счастью, не треснула, только жижа вспенилась. Подняв бутыль, я водворил ее на место. Служители не обратили на меня внимания. Они были заняты высокочтимым, который ласковым голосом благодарил их за рвение. Маленький знак бегущего огня отцепился от его хитона, повис на кончике булавки, а потом упал на стол, рядом с моим жезлом-вымбовкой. Я раскрыл было рот, но смолчал — услуга хороша в должное время.
Старец не заметил потери. Он уселся на скамью, прикрыл глаза и спросил:
— Да, но где же тогда семья?
Некоторое время, слышалось лишь слабое потрескивание светильников. Потом хриплый вдруг схватил меня за ухо и заорал:
— Отвечать, когда высокочтимый спрашивает! Гнев обуял меня, но что я мог против трех здоровенных служителей! Даже если угощу этого грубияна вымбовкой по темени, те двое быстро скрутят меня. Вот тогда уже не выбраться отсюда вовек.
Между тем Гупта открыл один глаз и укоризненно сказал:
— Не надо кричать, достойнейшие! Скажи, Таркос, где жена твоя и дети?
— Верю, что ничего с ними плохого не случилось, — ответил я, — но не знаю, где они и почему не встретили меня дома.
— Да, вот еще с домом тоже непонятно. — Гупта похрустел пальцами и вздохнул. — Если ты и впрямь Таркос, сын Эвтимена, что подтверждается многими, то почему в городской описи дом числится за тобой, а в квартальной управе дом обозначен как свободный для распределения?
— Этого не может быть, высокочтимый. — Голос мой дрожал, но я старался быть учтивым. — Дом получен отцом моим в наследное пользование…
— Так-то оно так, — задумчиво протянул Гупта. — Но в управе о тебе вообще слыхом не слыхивали, а соседи говорят разное. Тут явственное зло — но какое? Кто побудитель, в чем корысть, как воплощается? Почему авгур полагает, что ты имеешь отношение к деяниям Проклятого? Помоги нам искренним словом — и тебе нечего опасаться под дланью Высокого Дома.
Я ничего не ответил. Слова его были неясны, смысл темен, а страх мой велик. И при чем тут Проклятый со своими проклятыми деяниями — это же было три тысячи лет тому назад, если не больше!
— С позволения высокочтимого, надо отвести его к ментору на дознание, сказал хриплый служитель.
Гупта еле заметно поморщился, шевельнул седыми кустистыми бровями и качнул головой.
— К ментору так просто не ввалишься, — ответил он. — Сначала следует подать прошение, потом обоснование, дождаться своего череда…
— Так ведь сам Высокий Дом торопит! — неучтиво перебил хриплый.
Высокочтимый смерил его холодным взглядом, служитель осекся. Все долго молчали. Наконец Гупта изволил пояснить:
— Мы не знаем, достойнейшие, не будет ли истина убийственна для нас. Кто знает, как высоко угнездились злоумышленники и сколь они могучи.
Он опять замолчал, а потом неохотно добавил:
— Кто знает, может, они и в Высоком Доме.
Хриплый служитель выронил свиток.
— Что же делать, высокочтимый?
— Как говорил Сын Гончара, если нить твоей судьбы запуталась в клубок выбрось его на помойку. Все идет к тому, что этот клубок мы не распутаем. Так выбросим его, и дело с концом! Чем меньше фигур в чатуранге, тем проще играть.
Высокочтимый Гупта назидательно поднял палец и продолжил:
— Именно поэтому со злом неочевидным мы должны вести себя решительно и просто. Убьем Таркоса и посмотрим, что будет дальше. Возможно, клубок распутается сам собой.
Тут из меня весь страх вышел холодным потом, и пришла ярость. Добрейший старичок! Убить меня, потомственного механика, словно я какой-то никчемный грязеед из отстойных каст?! А как же догматы о непресекновении дыхания?
Хриплый служитель предложил удавить прямо здесь, на что другой сказал, что лучше утопить в канале. Удавить, а потом утопить, настаивал хриплый. Гупта с интересом прислушивался к их спору, а потом сказал, что негоже самим пресекать дыхание любой живой твари, вполне достаточно впихнуть злодея в один из нижних ходов и призвать некормленного соратника.
Мне стало дурно, когда я представил себе, как в темном и сыром лазу меня рвет на части своими когтистыми лапами голодный соратник, полагая, что перед ним дозволенная еда. В глазах помутилось, я ухватился за угол стола, чтобы не упасть, и опустился на скамью. Служители и Гупта не удостоили меня даже взглядом. Я оцепенело уставился в блик от светильника на стекле большой бутыли с черной жижей. Бутыль стояла на дальнем конце стола. Если жижа разольется, вдруг подумал я, высокочтимый будет очень удивлен. Вряд ли ему успели доложить о том, что это за черная вода. Потом я перевел взгляд на свой жезл, увидел рядом знак бегущего огня и зажал его в кулаке.
Один из служителей заметил, что я сижу, и велел встать.
Я вскочил, поддав снизу коленом по столешнице. Бутыль качнулась, немного сползла, а потом медленно накренилась и полетела на пол.
Негромко хрустнуло стекло, захлюпала, растекаясь, жидкость. Хриплый служитель обозвал меня неуклюжим мясом, а Гупта только укоризненно погрозил сухим пальцем. Я прижался к стене и осторожно стал продвигаться к двери. Черные ручейки весело бежали во все стороны. Вот один из них подобрался к резной ножке стола, и деревянная лапа вдруг исчезла, растворилась в жиже. Мне показалось, что стол сейчас перекосится, но пока он держался на трех ножках. Тут другой ручеек добежал до матерчатой обуви хрипатого служителя, и я понял, что ему сейчас не будет хватать ног.
Ко всему я был готов, и не было мне жаль человека готового убить меня невесть за что, так, на всякий случай. Но то, что я увидел, не забыть никогда.
Черная змейка словно нехотя коснулась его ноги, а потом со сдавленным криком служитель исчез, словно провалился в маслянистую лужу, мгновенно возникшую там, где он только что стоял. Жижа съела его так быстро, что двое других не сразу сообразили, что произошло. Правда, в следующий миг они вскочили на второй стол, и втащили туда высокочтимого Гупту. Я уже был в дверях, когда стол под ними начал быстро оседать. Один из служителей ухватился было за светильник, рожок сорвался с крепления, и огонь упал прямо в черную дрянь. Желтое коптящее пламя охватило комнату.
