Вот и сегодня — офицер-куратор объявил первым занятием блиц-турниры. Первый час — шахматы, второй — маджонг. Учебное отделение Джокарта заняло места за специальными шахматными досками, и — понеслось…
— Первая партия — десять минут! — объявляет психолог-наставник. — Максимальное время хода — десять секунд. Курсанты готовы? Начинаем!
Тихое клацанье таймеров. Но уже через две минуты в шахматном классе включается музыка. Её звучание становится сильнее и сильнее. Одновременно с громкостью начинает изменяться освещение — от нестерпимо яркого света до слабого мерцания, в котором едва различаешь собственные руки над доской.
Название «шахматная доска» — чисто условное. Потому что ничего общего с обычными шахматными досками эти тренажеры концентрации внимания не имеют. Фигуры — и те начинают менять окраску. Это могут быть любые сочетания двух цветов. Единственное, что позволяет их отличить — светлые и тёмные тона окраса. В процессе игры чёрный цвет сменяется вдруг синим, а белый — оранжевым. Потом возникает сочетание коричневого и бежевого, алого и малинового, охры и горчичного цвета. Достаточно по ошибке прикоснуться к чужой фигуре, как тут же засчитывается штрафной балл. Штрафные баллы — это дополнительные занятия по окончании дневной учёбы.
Дальше — хуже: идут сочетания белый — хрустально-прозрачный, чёрный — светло синий… Мелькание рук над досками, пульсация света в помещении и пульсация звука…
Соперником Джокарта оказался Моджо. Гаваец, как ни странно, удивительно легко справлялся с концентрацией внимания во время смены цвета фигур. Зато ему тяжело давалось другое…
Шахматные часы. Два идентичных циферблата. Две кнопки с разболтанными от постоянных хлопков штифтами. И неумолимые красные флажки, отмечающие время хода…
Здесь этого не было. Вместо шахматных часов — синхронизированная система ручных и ножных переключателей таймера. Помимо внимания, уделяемого, собственно, игре, курсантам приходилось контролировать все свои конечности. Первый ход — остановка флажка таймера правой рукой. Второй — нажатие педали под левой ногой. Третий — левая рука, четвёртый — правая нога. И так по кругу. Ошибка в синхронности предполагала сразу десять штрафных баллов. Моджо весь первый курс не вылезал из дополнительных занятий по шахматам из-за этой самой синхронизации. Ему казалось, что никогда он не сможет добиться слаженных действий от своих огромных рук и ног. Несколько раз, компенсируя внимание и скорость силой, Моджо ломал педали и таймеры, так выяснилось, что на гражданке он занимался борьбой сумо. Техникам даже пришлось изготовить специальную доску, с таймерами и педалями повышенной прочности, на которой бегемот мог станцевать тарантеллу, если бы умел. Ещё Моджо переживал, что из-за этих, по его выражению «шахмат для сумасшедших», он может вылететь с курса. Но психолог успокоил его, объяснив, что всё дело в психомоторике и что ничего странного и страшного в этом нет.
Действительно, ко второму курсу гаваец всё меньше и меньше ошибался, хотя и набирал штрафные баллы во время каждой игры. Джокарту такие блицтурниры давались проще, он даже шутил, что после этих занятий можно сделать успешную карьеру барабанщика, если найти такой анахронизм, как барабанную установку.
Порядок использования таймеров впоследствии усложнялся. Теперь схемы становились более запутанными. Например, два выключения таймера руками, затем — два выключения с помощью педалей. А самыми тяжелыми были асинхронные переключения, когда нужно было дополнительно загружать и без того вскипающий мозг отсчётом переключений каждой конечностью.
Теперь это могло быть десять переключений левой ногой, затем — одно правой рукой, а после — семь переключений правой ногой, два — левой рукой. Иногда инструктор устанавливал цикличность: пять-одно-два-два, потом — четыре-два-три-три, и дальше — с увеличением на единицу первого движения, и увеличением — второго, третьего и четвёртого. И так до определенного числа. Затем последовательности менялись.
Инструктор терпеливо дожидался, когда общий ропот по поводу такого истязания превратится в настоящий бунт против «шахмат для сумасшедших». А когда такой момент наступил, отвёл всю группу в тренажерный зал, где занимались курсанты третьего курса. И тут всё стало ясно.
— Что, цыплятам шахматы надоели? Думают, что и без них смогут стать орлами? — усмехнулся тогда инструктор тренажерного зала со страшной раной на лице и протезом вместо ноги. — Ну, что ж … Эти хоть продержались больше года. Уже хорошо. Ну-ка…
Так Джокарт впервые побывал в кабине учебного истребителя. А роптания с тех пор прекратились, потому что управление основной моделью боевого истребителя «зигзаг-пятьдесят два», или «пятьдесят двойки», как его называли действительные пилоты, строилось именно на асинхронной работе рук и обеих ног.
Левая рука — смена режимов панели управления и управление защитными средствами истребителя. Правая рука — полётный джойстик с гашетками вооружения. Правая нога — управление ускорением, левая — тангажирование в полёте с помощью поворотной педали.
— Всё ясно, голуби? — На этот раз списанный в инструкторы бывший пилот верно поименовал их в соответствии с негласным ранжированием учебных курсов.
Первый курс — цыплята, голуби — второй. Вороны — третий, а выпускной, четвёртый, — орлы.
Наверняка кому-то такие эпитеты и казались странными, если даже не глупыми, но только так было заведено давно, ещё со времени ввода в состав действующего флота Крепостей.
Теперь в каждой из них бытовали свои, присущие только этим базам, традиции. Если в «Австралии» были птенцы, голуби, вороны и орлы, то на «Европе» — «школьники», «подростки», «юнцы» и «зрелые»…
В «Азии» и «Африке» кастовость курсантов истребительных курсов была вообще более чем странной. Там водились какие-то «Лотосы», «Сакуры»… Чёрные мамбы…
Самое понятное положение вещей сложилось в Крепости «Америка». Там всё было предельно просто, без ущемления чьих-либо вкусов и чувств.
Моджо так и высказался: «Просто, и со вкусом!», — узнав, что на «Америке» мучаются за шахматными столами всего-навсего «Ястребы», «Грифоны», «Соколы» и … тоже Орлы.
Только курсанты — штурмовики в учебках всех крепостей именовались одинаково бессмысленно — «духи», «черпаки», «слоны» и «деды». Откуда пошли такие названия в космической штурмовой пехоте, не знал никто.
Громкость музыки в шахматном классе между тем усилилась. Теперь это был сплошной лязг и грохот, от которого сводило зубы и разрывались барабанные перепонки.
Освещение также обернулось разноцветным стробоскопом, заставляющим непрерывно сужаться и расширяться зрачки.
