Между тем вокруг нас начал собираться народ.
— Где же ты до этого их брал?
— Сам делал (это была истинная правда). Дед научил, где какие травы искать, каких жучков отмачивать. Как сушить, перемалывать, на чем настаивать.
— Кто?!
— Дедушка, отец моего отца.
Провокатор взорлил.
— Как же ты узнал, неверующий в ковчег, кто твой дед? Тебе что, в канцелярии справку дали?
— Нет, мы жили вместе. Это было давно, еще в прошлом году, в горах.
— Где же такие горы располагаются, в которых люди вместо того, чтобы ковчег помогать строить, с дедушками лясы точат?
По лицу провокатора стало видно, что он почуял жирную поживу. Собравшиеся было вокруг меня губошлепы сразу сделали вид, что этот разговор их не интересует, начали отворачиваться, позевывать…
В камере наступила томительная тишина.
— Есть такие горы, — ответил я. — На юге, где чума людей покосила. Тех, кто выжил, оставили в покое. Одним словом, на время лишили великого счастья участвовать в созидании ковчега. Это, правда, давно было. Два года назад.
— Сколько?.. — не поверил провокатор и вопросительно глянул на пожилого «политического». Тот авторитетно кивнул в знак согласия, потом добавил.
— Было такое, я сам видал документы о нашествии чумы в южные горы Дираха. С той поры славные повелели перевести в резерв этот рассадник всякой мерзости.
Лица губошлепов заметно посветлели (точнее, обрели нормальный синюшный цвет). Один из заключенных удивленно присвистнул.
— Значит, ты два раза успел под звездами пожить?
— Было дело, — кивнул я и обратился к провокатору. — А ты как здесь очутился? На чужую мамку позарился?
Я угодил в точку — прочел об этом в его взгляде. Тот сразу сник, отвел глаза. Долго сидел, в тупой безнадежности разглядывал каменную кладку. Конечно, ему не позавидуешь. Кому понравиться должность мелкого соглядатая в тюрьме, которого в конце концов могут ни за что не просто удавить в камере. Если бы не долг, не зов ковчега, он давным-давно сбежал бы отсюда, но куда пойти?..
Он вздохнул — рыбка, то есть я, сорвалась с крючка. Я не врал, не таился, биографию попечитель состряпал мне что надо. Вот и «политический» подтвердил, что такие горы, где о поселянах забыли, существуют, а о том, что было два года назад, не ему судить. Настучать он настучит, и если у меня за спиной есть какие-то грешки, мной займется личная канцелярия гарцука, в обязанности которой входило искоренение ересей, спрямление уклонов и любых прочих попыток извратить великую цель строительства ковчега. Одним словом, бороться со всякими противоправными «политическими» деяниями, и в первую очередь с организованным отказом от работы во имя спасения Хорда.
Тот же «политический», что постарше, поинтересовался.
— Слушай, товарищ, за что же тебя в каталажку упрятали?
Я кивком указал на трех моих подопечных.
— Вон тех от мучной лихорадки вылечил, а они на меня донесли.
— И правильно сделали! — вызывающе тонким голосочком выкрикнул один из них, высокий тощий мужик с всклоченной чернющей бородой, почти скрывавшей лиловые навыкате губы. — Кто первый донесет, тот может на урановые рудники рассчитывать, а если кто опоздал — не миновать ему ртутных шахт или того хуже.
— А если и первому не повезет? — спросил я.
Другой из этой же компании нахмурился.
— Как это не повезет? Мы все трое тютелька в тютельку прибежали в канцелярию. Все трое, как по ниточке, в дверь влезли. Должно повезти. Зря мы, что ли, на тебя стражей натравили.
Третий, более смекалистый, печально возразил.
— Если не повезет, на добычу водорослей могут направить.
— В чем же разница? — не понял я.
— Ну ты, знахарь, даешь, — провокатор хлопнул себя по бедрам, потом по очереди ловко почесался под мышками: сначала под правой, потом под левой. — Водоросли ядовиты, а в рудниках — тьфу! Всего-навсего радиация.
Я поперхнулся.
— Чем же радиация лучше?
На этот вопрос ответил один из дворцовых слуг — оба стояли неподалеку и с брезгливым видом прислушивались к разговору.
— Ты, старик, совсем дикий? У вас там, в горах, университетов не было? Или ты на занятия ходил от звезд прятаться?.. Фон в рудниках минимальный, а на водорослях любая царапина, и тебе кранты. Цианистый калий знаешь, как действует!..
— Да, — согласился «политический», — цианистый калий это не сахар. Крайне неприятные ощущения. Меня, товарищ, два раза травили. Такой понос пробирает, что только держись.
Я хмыкнул — привыкать мне к этим губошлепам и привыкать.
— За что же травили? — обратился я к «политическому».
— Эх, товарищ, поверил я одному забулдыге, явились мы с ним в город и на площади громко крикнули: «Когда ковчег покажете? Сколько можно ждать?»
Наступила тишина. Все мало-помалу начали отодвигаться от нас, с независимыми лицами разбрелись по обширной со сводчатыми потолками камере. Потолочные паруса опирались на мощные, сложенные из бетонных блоков столбы. Стены тоже были бетонные, зарешеченные окна высоко, под самым потолком.
— Вдвоем явились? — заинтересовался я.
— Зачем вдвоем. Толпой. Тысяч десять… Со всех заводов. И с авиационного, и турбодизельного, и с кабельного пришли.
— И всех забрали?
— Зачем всех, только организаторов. Мы сами явились. Рассовали нас по разным изоляторам и вопреки всякой законности, вопреки завету, который день держат без справедливого суда.
— Почему же с судом тянут?
— Как ты не понимаешь, товарищ! Решают, обойдется без нас производство или мы еще можем послужить во славу родному Хорду. Ты не думай, мил человек, что кто-то из славных допустит хотя бы с ноготок произвола. Если человек может принести хотя бы самую пустяшную пользу, его никто зазря в изоляторе держать не будет. А если нет, извини, подвинься. Если от меня… — он неожиданно загорячился, начал хватать меня за подол хламиды, — уже никакого толку, согласись, товарищ, зачем же со мной нянчиться? Я сам добровольно отправлюсь на ртутные шахты. Там тяжело, но все-таки какая-то польза от меня будет. Все равно, — упрямо повторил он, — хотелось бы на ковчег взглянуть. Пусть его хотя бы на праздники покажут.
— Ты опять за свое? — уныло спросил провокатор.
— И за свое, и за чужое! — вскипел «социал-демократ». — Душа у меня горит, когда несправедливость чую. Разве это достойно ковчег от людей прятать? О том же и мил человек говорит…
Я догадался, что тема опасная, и следует утихомирить «социал-демократа».
— Кем же ты на заводе был?
— Я-то? — переспросил он. — Главным инженером. Славный был организатор производства. С опытом, хваткой… Инженерное чутье потрясающее, — он вдруг заговорил о себе в третьем лице, потом махнул рукой и замолчал.
