— Я взорвал сигнальную ракету.
Его сигнальные ракеты могли рассмотреть в телескоп с Титана — но что в этом толку? Его скафандр и мои камеры могли выдержать любой нагрев. Но я не догадывался, что его кораблик тоже способен выжить в таком пламени.
— С никчемным Искусственным Интеллектом покончено, — заключил он.
— Родни… — прошептала Блондиночка.
— Теперь все зависит от аварийных систем. Но я полон оптимизма!
Андерлол выразительно посмотрел на меня и глубоко задышал, как аквалангист, поднимающийся со дна морского.
— Ты в порядке, Родни? — твердил рядом со мной женский голос.
— Кресло изрядно поджарилось. — Можно было подумать, что он не просто рассчитывает выжить, а совершенно счастлив. — Зато моя драгоценная задница в тепле.
Я покосился на Блондиночку. Та скосила глаза на Грома, тот наблюдал за мной. И за всеми нами следил, замыкая кольцо, пессимист Андерлол.
* * *
— Даю тебе минуту, — сказал я. — Твое мнение?
Мы отошли в сторонку, притворившись, будто обсуждаем мелкие подробности записи предстоящей кульминации. Но мой ассистент, настоявший на этой беседе, теперь словно воды в рот набрал и разглядывал свои ладони с растопыренными пальцами. Наконец, обращаясь к ладоням, он начал:
— Как мог отказать Искусственный Интеллект? Модель стандартная, условия тоже…
— Саботаж, — заключил я.
На его физиономии расцвело изумление, но голос остался бесстрастным.
— Может быть. Или это тот случай, когда молодая машина, разумная, но неопытная, сходит с ума при первых признаках опасности. Так иногда случается. Могу припомнить двадцать три таких происшествия…
— Саботаж! — повторил я. — Ты же сам так думаешь. Вот и скажи.
Но он на это не отваживался, а просто качал головой и вращал глазами. Команда Родни планировала последний эпизод и проверяла системы наблюдения. Все, кроме нас двоих, были заняты полезным делом. Я же чувствовал себя наблюдателем. Что ж, им я в действительности и был. Зритель! Мои глаза и органы чувств наработают на миллиарды или принесут миллионные убытки — все зависело от того, насколько плодотворно я взлелею в себе сладостное ощущение присутствия при великих событиях.
— Знаешь, как он пострадал в своей последней экспедиции? — Я прислушался к словам Андерлола. — Его не просто сбросило с дорадо. Пять систем безопасности отказали, а последняя сработала не полностью.
— Опять саботаж? — И, не давая ему ответить, я продолжил: — Не ты один видел съемку. Одна страховка защелкнулась раньше времени, а последнюю Родни сам не успел развернуть. Если тебе мерещится заговор, изволь предоставить подозреваемого и его мотивы.
Мой ассистент тяжко вздохнул, сверля меня взглядом.
— Я уже тебе говорил.
— Что ты мне говорил?
Он взирал на меня, как на законченного болвана. Вздохнув еще разок для вящей убедительности, он сказал шепотом:
— Она пропадает в его каюте.
Я едва не ответил: «Без тебя знаю». Был наготове и другой ответ: «Не твое собачье дело». Но потом я проследил взгляд Андерлола, косящегося на смазливого юнца с дурацкой кличкой. Тот как раз наклонялся к хорошенькой женщине и что-то шептал, тыча пальцем в экран, а Блондиночка беззаботно хихикала.
— О!.. — На большее меня не хватило.
— Хотя, может, это и не он, — пошел на попятный мой ассистент. — Может быть, постарался кто-нибудь еще.
Он сжал кулаки и уставился на них, словно в одном из них заключался ответ и ему оставалось только догадаться, в каком именно.
— Глядите!!! — надрывался голос. Потом раздался вздох и крик: — Ого!
В моем распоряжении было полтора десятка точек обзора, но я смотрел только на картинку с камеры Родни, щурясь одновременно с ним и вместе с ним выхватывая из черной грозовой тучи бледную тень, прежде чем та, развернувшись, набросится на одинокое, обреченное живое облако. Мы наблюдали, как дорадо врезается в свою жертву, разинув пасть и щелкая челюстями, как резко захлопывает их, глотая добычу и поражая по меньшей мере одного из нас своей первобытной жестокостью.
Я тихо застонал.
Живое облако представляло собой неровное скопление, пузырь горячего водорода, наблюдаемый в инфракрасном диапазоне. В эпицентре бойни находились его жировые аккумуляторы, слизываемые и заглатываемые в мгновение ока. Я снова не сдержал возгласа удивления.
Громкий радостный голос объявил:
— Закладываю маневр. Пока он занят, подберусь к нему с хвоста.
— Осторожнее, Родни, — попросила Блондиночка.
Что это — инструкции или мысли вслух?
Словно отвечая на мой вопрос, Родни сказал:
— Детка, если бы я соблюдал осторожность, то плавал бы сейчас со своей акулой.
Гром тем временем сыпал цифрами: подробности, в которых не было нужды. Андерлол следил за картинками с разных камер, контролируя качество и при необходимости меняя планы и глубину. Как и ожидалось, трех камер мы уже лишились. Невелика потеря, чтобы заставить меня тревожиться. Мне не приходилось вносить редакторскую правку. Оставалось только сидеть и наблюдать, как Родни отправляет свой флаер в пике, положившись на его гибкие крылышки, справляющиеся с давлением лучше крыльев любой птицы, и повторяет низким, рокочущим голосом:
— Разве ты не прелесть? В целом свете не найти лучше!
Я инстинктивно оглянулся на Блондиночку. В волнении она была еще прелестней. Если ее и обидели слова Родни, это никак не повлияло на выражение ее лица и на позу перед нагромождением мониторов. С полных губ то и дело слетал шепот:
— Родни… Осторожнее…
Внезапно ее синие глаза широко раскрылись, на лице появилось не то удивление, не то страх — первый сигнал, что случилось нечто непредвиденное. Я опять сосредоточился на картинке с камеры Родни.
— Поворачивается! — крикнул Гром. — Видишь, хвост?!
— Вижу, — грозно ответил Родни. — А теперь? Где он?..
— Возвращается! — завизжала Блондиночка.
С проворством, вроде бы несовместимым с его размерами, дорадо вонзился в горячий восходящий поток, потом развернулся, уронив одно крыло на несколько сот метров, а в следующее мгновение снова ворвался в поток, расправив крылья, чтобы вместе с горячим воздухом стремительно рвануться вверх.
Огромное туловище то сжималось, как шарик, то снова разбухало, хватая облачка с такой прытью, что у меня от этого зрелища пересохло во рту, а горло перехватил спазм.
Дорадо был огромен, но при этом состоял из множества мелких существ. Подобно медузе «португальский кораблик», он был колонией примитивных созданий. Вспомнив эту странность, я вспомнил и сопутствующую подробность: чтобы совершать такие стремительные движения, он должен быть густо пронизан нервными волокнами.
