Через оборот, спустя полтора часа, мы снова проходим над лагерем. Любопытно – оборот по низкой орбите вокруг любого небесного тела занимает примерно полтора часа.
Вокруг почти любого небесного тела. Вокруг любого тела нормальной плотности. Но если это белый карлик или пульсар…
«Избегай черных дыр, Алек».
Я разговариваю с Адамом.
– Счастливой дороги, – говорит он. – Но подумай. Возможно, есть смысл вернуться к Земле? Ты давно не был там, Ал.
«…Такой камень всегда возвращается. Он взлетает, замедляется, останавливается. Потом падает вниз – все быстрей и быстрей…»
– Спасибо за заботу, Адам.
– Вита, – говорит он. – Если раздумаете, возвращайтесь. Колония вас примет всегда.
«Феникс» скользит над сверкающим белым полем, еще немного – и лагерь уйдет за горизонт. Связь оборвется, и мы стартуем.
Рядом, в нескольких километрах, – четкий силуэт «Жар-птицы». Я провел там 50 лет, целую жизнь. Звездолеты тоже прощаются. Их киберсистемы связаны сейчас в одну сеть, разделенную пространством. Машины обмениваются содержимым памяти, а затем информационные связи рвутся одна за другой. Так выглядит прощание ЭВМ.
– Всего вам доброго, – говорит Адам.
– Прощайте. – Это Вита.
– Не поминайте лихом. Счастливо оставаться, Адам.
Легкая дрожь. Облака уплывают назад все быстрее. Это старт, пока на нормальном ускорении.
– Поехали, – говорю я Вите. Она молчит.
– Целесообразно идти за топливом сразу, – произносит третий голос. Это Фен, наш компьютер. Снова я, она и компьютер. Опять треугольник XXV века.
Впрочем, уже XXVI века. Кажется, я начинаю терять счет векам.
С Феном у нас много общего. Он космонавт-профессионал, как и я. Сейчас ему, как и мне, не терпится нырнуть в солнце. Ему нет дела до наших сентиментальных обрядов.
С «Жар-птицей» он уже попрощался.
Кстати, вообразить диалог с машиной нетрудно. Беседуя по телефону, тоже разговариваешь с машиной. Она представляет человека, отделенного от тебя километрами. А здесь говоришь с человеком, отделенным от тебя как-то иначе.
– Отлично, Фен, – говорю я. – Значит, идем на заправку.
Мы с ним знакомы всего несколько часов, но уже хорошо друг к другу относимся. Сейчас «Феникс» идет в открытое небо, но Фен предупредительно переключает изображение на видеостенах, и мы с Витой смотрим, как медленно съеживается планета, оставшаяся позади нас. Она уже целиком помещается да стене, ее окружает темнота космоса. Мрак наступает, сдавливая планету. Когда-нибудь на ней вырастут города, и люди будут здесь жить и работать. Мы желаем нашей колонии счастья. Но она уже позади.
Вернее, это мы позади нее. Орбитальная скорость планеты все еще втрое выше той, которую мы успели набрать. Она увлекает нас за собой, но мы упираемся двигателями и понемногу отстаем. Баки почти пусты, но на разгон и торможение хватит. Потом Фен повернет корабль, и мы пойдем к Альтаиру.
– Долго будем лететь? – спрашиваю его.
– Трое суток. Разгон, потом торможение.
Мы все сильнее отстаем от планеты, хотя на глаз это не ощущается. Она висит над нами, как купол парашюта. Мы попрощались с товарищами, но они все еще близко. Не так просто уйти от своих.
– Трое суток, – повторяет Вита. Знаю – ее мучит то же, что и меня. – А быстрее нельзя?
– Почему нет? – говорит Фен. – Зависит от перегрузки. Можно сделать десять. Правда, вам потребуются амортизаторы. Но куда торопиться? Выигрыша это не даст.
Типичная компьютерная логика. Фен – отличный компьютер, но он не знает, что такое время. Время, в котором он живет и действует, ничего общего не имеет с нашим. Он подобен человеку, только когда говорит, да и то не совсем. Он ведь не сам говорит, говорит его голос. Фен дает голосу команду, тот неторопливо излагает что-то, а сам Фен со своим молниеносным мышлением уже давно думает о другом, что-то решает, уже проиграв возможные варианты продолжения разговора, и на каждый вариант подготовив ответ. Застать Фена врасплох невозможно.
– Сколько тогда получится?
– Десять часов разгон, десять торможение. Через сутки будем на месте.
Мы с Витой глядим друг на друга. Потом смотрим на все еще слишком большую планету.
– Добро, – говорю я. – Действуй, Фен.
– По амортизаторам, – командует он в ответ.
Двадцать часов спустя.
Главный разгон и главное торможение окончены. Мы выбираемся из амортизаторов. Пейзаж в видеостене изменился разительно. Планета вместе с колонией пропала в черноте неба, став одной из бесчисленных звезд.
«Феникс» опускается к Альтаиру кормой вперед, поэтому перед нами только звезды, будто мы улетели от колонии в колоссальную межзвездную даль.
– Фильтрация, – сообщает Фен.
Звезды гаснут, будто их отгородили от нас черной стеной. Это Фен надел темные очки на глаза телекамер.
– Переключаю.
Невольно зажмуриваюсь. Мы висим над пылающим океаном плазмы, ослепительным даже сквозь почти непрозрачные фильтры. Поверхность Альтаира занимает все видимое поле зрения, уходя за границы экранов. Это даже не море. Это что-то такое, для чего в языке нет подходящих слов. Впрочем…
«Когда себе я надоем, я брошусь в солнце золотое»… Велимир Хлебников, начало XX века. Дедал и Икар, атланто-минойская культура, 4 тыс. лет назад. «Курс – Юг», – Рэй Брэдбери, «Золотые яблоки Солнца». Это о наших предшественниках, потомках титанов, похитивших у солнца огонь.
Курс – Юг.
Альтаир, если смотреть с Земли, – это яркая звезда северного неба, самая крупная в созвездии Орла. Белое светило спектрального класса G5, образовавшееся пять с половиной миллиардов лет назад. Масса Альтаира на четверть превышает массу Солнца, а диаметр почти в два с половиной раза больше поперечника лунной орбиты. Космический корабль не может подойти к центру Альтаира ближе чем на 850 тысяч километров, на наткнувшись на его огненную поверхность. Альтаир больше и белее Солнца, поэтому его светимость выше на порядок. Поскольку Альтаир близок к Солнцу, то он издавна служит одной из навигационных звезд. По Канопусу и Альтаиру ориентировали планетолеты; экспрессы, идущие на Юпитер, часто выходили на плоскости эклиптики курсом на Альтаир.
В середине XXVI века в окрестностях Альтаира организовали первую земную колоний. Вскоре после этого звезда впервые была использована для заправки звездолета дальнего следования…
Когда-то публика, которой объявили, что Солнце – это звезда, была шокирована. Что общего у раскаленного диска с маленькими белыми точками? Сейчас одна из точек развернулась перед нами колоссальной огненной стеной. Стена дышит. Видно ее зернистое строение. На горизонте застыли многотысячекилометровые протуберанцы, а под нами формируется черное, как бездна, пятно.
