Варт с опаской взял змею в руки, стараясь держать ее так, чтобы задний проход, из которого исходило зловоние, оказался подальше. Он всегда полагал, что змеи не только опасны, но и скользки, однако эта скользкой совсем не была. Она казалась на ощупь сухой, будто кусок живой веревки, и подобно веревке, оставляла в пальцах приятное ощущение, создаваемое покрывающими ее чешуйками. Каждая унция змеиного тела представляла собою мышцу, каждая чешуйка на животе -- крепкую и подвижную ногу. Варту приходилось прежде держать в руках жаб, но те толстые, философически бородавчатые создания казались вязкими из-за их мягкой, податливой плоти. Что же до этого существа, оно оставляло впечатление сухой, нежно шершавой, переливающейся силы. Температура его была точно такой же, как у земли, на которой оно грелось под солнцем.
-- Ты как-то просил, чтобы тебя превратили в змею, -сказал Мерлин. -- Не передумал еще?
-- Нет, я с удовольствием.
-- Жизнь у них не такая уж и увлекательная. Не думаю, чтобы среди них с тобой случилось что-нибудь интересное. Вот этот малый ест, скорее всего, раз в неделю, а то и в две, а все остальное время спит. С другой стороны, если я превращу тебя в ужа, ты, может быть, сумеешь его разговорить. На большее не рассчитывай.
-- Все равно, я хотел бы попробовать.
-- Ну ладно, хоть отдохнешь от стрельбы по антропофагам
Мерлин выпустил ужа, и тот стремглав метнулся в крапиву. Затем Мерлин обменялся несколькими греческими словами с невидимым господином по имени Асклепий, обернулся к Варту и сказал:
-- Я останусь здесь на пару часов, может быть, присяду вон под тем деревом и вздремну. Потом позову тебя и ты уж, пожалуйста, выйди. Пока.
Варт попытался тоже сказать "Пока", но обнаружил, что онемел. Он быстро взглянул себе на руки, рук на месте не оказалось. Асклепий так нежно увел его в свой мир, что Варт этого не заметил. Теперь он лежал на земле.
-- Ладно, давай, ползи, -- сказал Мерлин. -- Поищи его там, в крапиве.
Некоторые люди говорят, будто змеи глухи, а есть и такие, кто уверяет, что они намеренно лишают себя слуха, дабы не поддаваться магическим чарам музыки. Мудрая гадюка, к примеру, как о том сообщает множество ученых мужей, ложится одним ухом на землю и вонзает в другое острый кончик собственного хвоста, чтобы только не слышать мелодий, которые вы ей наигрываете. Варт же доподлинно обнаружил, что змеи вовсе не глухи. У него, во всяком случае, ухо имелось, и это ухо воспринимало густые рокочущие звуки, лишь отчасти схожие с теми, какие ему приходилось слышать в бытность свою мальчиком. Если, скажем, ты опустишься, сидя в ванне, под воду, и кто-то ударит по ней, или трубы вдруг забурчат, звуки, которые ты услышишь, будут совсем не такими, какие слышны снаружи. Но если достаточно долго продержать голову под водой, то скоро привыкнешь к этим звукам и научишься связывать рев и гудение с водопроводными трубами. То есть, хоть сами звуки и переменятся, ты все равно будешь слышать все те же трубы, какие слышит человек, остающийся в наружном воздухе. Точно так же и Варт услышал слова Мерлина, пусть даже голос волшебника показался Варту пронзительным и тонким, а потому Варт надеялся, что и со змеей ему все же удастся поговорить. Он щелчком выбросил изо рта язык, которым пользовался, как щупом, -- подобно человеку, пробующему длинной жердью топкое болото, -- и скользнул в крапиву, на поиски собеседника.
Вторая змея лежала, приникнув к земле и еще пребывая в состоянии чрезвычайного смятения. Она ухитрилась затиснуться под самые корни растущей среди крапивы жесткой травы, ибо между зеленой травой и почвой (в истинном смысле этого слова) всегда существует воздушная прослойка. Верхний слой травы как бы приподнимается, подпираемый колоннами выцветших, белесых корней, -- вот в такой покрывающей всякий луг огромной полости с земляным полом и зеленым потолком и нашел убежище бедный уж. Он горько плакался себе самому, восклицая очень приятным, слабеньким, простеньким голоском: "Увы! Увы!".
Трудно объяснить, как разговаривают змеи. Ну вот разве что: всем известно, что существуют такие световые лучи -инфракрасные, ультрафиолетовые и те, что лежат в спектре еще дальше этих, -- которые, скажем, муравьи углядеть способны, а люди -- нет. Точно так же существуют и звуковые волны, тон которых лежит либо выше писка летучей мыши, -- Моцарт в 1770 году слышал, как такой звук издала Лукреция Агуари, -- либо ниже, чем рокот дальнего грома, который фазаны слышат раньше человека (или им просто удается разглядеть вспышку молнии?). Вот посредтвом подобных трудновообразимых мелодических акцентов змеи и ведут разговоры.
-- Ты кто? -- трепеща, спросил уж, когда Варт заполз в укромную полость. -- Человека видел? По-моему, это был H. sapiens. Я только сию минуту улепетнул от него.
Несчастного так трясло, что он, не дожидаясь ответов на свои вопросы, взволнованно продолжал:
-- Ну и жуткое же создание. Ты заметил, как от него пахнет? Нет уж, больше я второпях никуда выскакивать не стану, это будьте благонадежны. А то видишь, в какую историю вляпался? Насколько я разглядел, это был H. sapiens barbatus. Их тут немало водится. Прими мой совет, отлежись пару деньков. Я всего на минутку вылез, думал разжиться лягушкой-другой перед зимней спячкой, так он налетел на меня, почище ежа. Ей-ей, я в жизни так не пугался. Как ты считаешь, может, мне лучше сразу спать завалиться?
-- Я бы на твоем месте не беспокоился, -- сказал Варт. -Как раз этого человека я немного знаю, он змей любит.
-- Кушать? -- с запинкой спросил уж.
-- Да нет. Он относится к ним по-дружески, у него даже есть несколько питомцев. Когда мы... то есть я хотел сказать -он, когда он выходит собирать травы, то основное время тратит на ловлю лягушек, чтобы покормить своих змей. Удивительно, как мало лягушек попадается, когда начинаешь искать, -- все жабы да жабы. А жаб змеи не едят.
-- Я как-то съел жабу, -- понемногу успокаиваясь, сказал уж. -- Знаешь, совсем маленькая была, а все равно невкусная. И все же я бы ни за какие лягушки не хотел оказаться среди питомцев этого существа. Ты случаем не знаешь, какого он пола?
-- Мужского, -- сказал Варт.
-- H. sapiens barbatus , -- повторил уж, ощутивший себя -теперь, когда предмет обсуждения удалось классифицировать, -- в большей безопасности.
-- А тебя как зовут, дитя мое?
Варт не знал, что ответить, и потому просто сказал правду.
-- Странное имя, -- с сомнением в голосе произнес уж.
-- А у тебя какое? -- спросил Варт.
-- T. natrix.
-- Это T. что-нибудь обозначает?
-- Ну, во всяком случае не Томми, если ты это имел в виду, -- несколько высокомерно ответил уж. -- В моем семействе оно всегда означало Tropidonotus.
-- Прошу прощения.
