- Разрешите "Его светлость" спросить, - сказал Йон, - где они были?
Можно было, конечно, ответить, ведь знают же они, что в замке живут, да и прыгнул он им на головы со стены. Но слишком уж свежи были в памяти Камила воспоминания об их первой встрече. И Камил насуплено промолчал.
Разбойники продолжали неумолимо сдвигаться.
- Ну, так что? - прозвучало уже почти угрожающе.
- Все на одного? - процедил сквозь зубы Камил. - Давайте!
Разбойники остановились и переглянулись. Затем Йон сказал: - Бросьте ему меч. Стрига - брось. Я сам с ним буду драться, - и подумал: - "Вот, пожалуй, и выход. Сейчас я этого городского хлюпика разделаю под орех - и это будет самый лучший путь к примирению".
Стрига бросил деревянный меч под ноги Камилу, он нагнулся и почувствовал, как к голове прилила кровь и зашумело в ушах. Он немного подождал, пока слабость пройдёт, затем поднял меч и распрямился. Все разошлись в стороны, образовав овальную площадку.
- Начнём, пожалуй, - сказал Йон-воевода и, надвинув на глаза забрало, пошёл на Камила.
"Что ж, дылда картонная, давай, подерёмся", - зло подумал Камил и поднял меч.
После первых же ударов Камил понял, что, может быть, Йон и был среди своих лучшим бойцом, но о технике боя имел смутное представление. Стась в таких случаях только пренебрежительно шмыгал носом и примерно наказывал наглеца. Конечно, Камил не мог сравниться со Стасем во владении мечом, но если бы не рана, при каждом ударе отзывающаяся тянущей болью, он бы давно покончил с сельским задавакой. Наконец он изловчился, встречным ударом остановил меч противника и сразу же, провернув свой меч, выбил, даже скорее не выбил, а выдернул оружие из рук Йона. Тот даже ничего не успел понять.
- С вашим владением мечом... - ехидно начал Камил, но закончить не успел. Толпа мальчишек, уязвлённая проигрышем своего кумира, толкнула его в спину, бросила на землю и подмяла под себя.
Камил осторожно проскользнул на веранду. Было уже темно, но света ещё не зажигали, и он надеялся незаметно пробраться в комнату, чтобы успеть переодеться. Он как раз пересекал гостиную и уже готов был нырнуть в спальню, но тут под ногами предательски скрипнула половица, и в проёме двери выросла мамина тень.
- Где ты был? - грозно спросила она.
Камил съёжился.
- Гулял...
- Он, видите ли, гулял! Я тут жду его, вся извелась, где он, что с ним, а он гулял! А ну, иди сюда!
Камил правым боком, чтобы не было видно поцарапанной щеки и разорванной рубашки, пододвинулся к ней. Но мать щёлкнула выключателем, и в комнате вспыхнул свет.
- Ну-ка, ну-ка... - мать взяла его за плечи и повернула лицом к себе. - Дрался? - Она влепила ему оплеуху.
Камил только шмыгнул носом.
- Вот что, мой милый! - яростно сопя, сказала мать. - Пока ты не вымоешься как следует, обеда... Ужина ты не получишь!
Она начала раздражённо стаскивать с него рубашку и тут увидела повязку на груди.
- А это ещё что? - голос изменил ей, стал непомерно строгим, чужим, и она непослушными, дрожащими руками попыталась снять повязку. Это никак не удавалось, и тогда она вцепилась в неё и разодрала.
- Мама! - от боли крикнул Камил и осекся.
Мать стала бледной, как мел, а глаза - как две чёрные круглые дырки.
- Боже... Камил... милый... мальчик мой... Боже, да что же это такое, а? - Она вдруг зашаталась и встала перед ним на колени.
Камил похолодел. Животный ужас сковал его ледяной коркой, ему внезапно стало страшно-страшно, как не было даже в замке.
- Мама, мамочка! Ты не волнуйся, так вышло... Я тебе все сейчас расскажу... Мама!
- Ага! Ага! - не слушая Камила, позвала мать. Ей стало плохо, но она пересилила себя, поднялась и, шатаясь, бросилась в комнату к сестре.
"Что же теперь будет, - со страхом подумал Камил. - Ну что же теперь будет?!"
- Мама!
- Я им, всем твоим разбойникам, головы оторву! - кричала мать за дверью. - Я им...
Затем вмешался голос тёти Аги:
- Обожди, успокойся, обожди, не кричи. Что с тобой, что такое?
Мать разрыдалась.
- Ба... бандиты...
- Да что случилось?
Дверь с шумом распахнулась, и появилась мать, в слезах, лицо красными пятнами, и встревоженная тётя Ага.
- Вот, посмотри! - сорванным голосом сказала мать.
- Мама...
- Молчи! - вдруг страшно закричала мать. - Я тебе всю задницу исполосую, чтоб не знал куда сесть!
- Ну-ну, погоди, не кричи, зачем же так, - тётя Ага захлопотала вокруг Камила. Она осмотрела рану, концом бинта вытерла сочащуюся сукровицу и успокаивающе произнесла: - Да тут уж ничего страшного и нет.
- Ничего страшного! Я им сделаю страшное! - срывалась на крик мать. Всех родителей под суд отдам! Вырастили бандитов!
- Мама, мам... Он нечаянно, он не знал, не хотел... Он думал, я шпион, крестоносец...
- Я ему дам крестоносцев! - не унималась мать. - Я ему покажу! Игрушку нашли!
- Кто это? - тихо спросила тётя Ага.
- Бортишек...
- Я немедленно иду туда! - схватилась мать. - Я пойду... Я им устрою!
У Камила защемило в сердце.
- Мама! Мам, не надо! Нельзя туда. Я обещал... У него отец сейчас на войне... - Камил осёкся. Выдал. Я же их всех сейчас выдал! Что же я наделал - я ведь им клялся! КЛЯЛСЯ! И выдал.
- Какая война? Какая сейчас война?! Я им сама войну устрою! Я им побоище устрою!
- Обожди ты, - тихо сказала тётя Ага, внимательно смотря на Камила. Нет у нас в селе никакого Бортишка. Да и имя какое-то чудное. Имя - не имя, не кличка.
- Так ты ещё и врать? - мать замахнулась на Камила, но тётя Ага её удержала. - Матери - врать? Ты у меня шагу из дому не ступишь, пока отец не приедет!
- Успокойся, - тётя Ага налила стакан компота и начала отпаивать сестру. Зубы стучали о стекло, и мать, перехватив стакан, стала, обливаясь и дрожа, пить.
- Я ему... Я ему...
- Ну-ну, - успокаивающе поддакнула тётя Ага и, наклонившись к Камилу, сказала: - Иди на кухню - умойся. Да осторожней, рану не мочи. - Она легонько подтолкнула его в сторону кухни и добавила: - Я потом приду, дам поесть.
- Я ему дам! - всхлипнула мать. - Я его накормлю...
- Ну-ну, - тётя Ага похлопала мать по руке и, снова обернувшись к Камилу, сказала: - Иди.
Камил угрюмо кивнул и, зажав под мышкой грязную, разорванную рубашку, ушёл на кухню. Есть ему совсем не хотелось.
Мать сдержала слово, и следующие два дня Камил шагу не мог ступить из дому. На следующее утро, только он попытался вынырнуть из-за стола на улицу, не спросясь, будто ничего и не случилось, мать поймала его за шиворот и, сопроводив возглас: "Ты куда?" - совсем не скупым подзатыльником, загнала в спальню, где и заперла на ключ. Вначале он попытался проситься, но мать была неприступна, как крепостная стена в первые дни осады, потом он перешёл на обиженное всхлипывание, но это тоже ни капельки не помогло, и тогда он надулся и замолчал, не отвечая ни на какие вопросы.
