- Может, прогуляемся? Не собираетесь же вы просидеть в этой комнатушке весь вечер?
Ника потянулась, встала с кровати и вышла в коридор. Рю вопросительно посмотрел на Флибэтиджиббета, тот в ответ только хмыкнул.
- Идите, я пока посижу. Попробую заставить этот ящик работать.
Он кивнул на пылившийся в углу телевизор. Рю пожелал ему удачи и побежал догонять Нику.
Она стояла в конце коридора, перед лестницей на второй этаж - половина пролета обвалилась, и Ника замерла на последней ступеньке, будто примеряясь - сможет ли допрыгнуть. Решив, что это не в человеческих силах, она взялась за перила и подергала. Убедившись, что перила выдержат, полезла наверх. Рю подбежал к ней и подхватил, подстраховывая. Стоило ему положить руки на ее талию, как в голове тут же всплыла ухмылка учителя, плавающая в темноте, словно забытая каким-то рассеянным Чеширским Котом.
Когда Ника перебралась через пролом, он отошел на пару шагов назад и прыгнул. Прыжок вышел неуклюжим и, если бы Ника не схватила его за руку, Рю свалился бы вниз.
Второй этаж мало чем отличался от первого, разве что в концекоридора имелось огромное окно с широким подоконником. Стекло было разбито вдребезги, аосколки, застрявшие в раме, дребезжали от порывов ветра. Они сели на подоконник спиной к окну и принялись энергично болтать ногами, будто убегая от страшного чудища, несущегося за ними по пятам.
- Мы вернулись туда незадолго до новой весны…
Ника, с трудом разлепив пересохшие губы, продолжила:
- Десять лет уместились в скомканном «Как дела ?». Рю улыбнулся:
- Ты сказала: «В порядке, вот только не видятся сны,
Видно, весь свой лимит я начисто проспала».
Инерция сознания иногда проявлялась и в более причудливых формах. После Поля Верлена Рю пару дней мог сносно рифмовать, этот стишок он придумал именно тогда.
Ника растянулась на подоконнике, положив голову на колени Рю, закрыла глаза.
- Начисто проспала и впрямь… Последний раз няня послала меня за новыми впечатлениями в Сахару. «За земляникой», как она это называет. Я провела пару суток, беседуя с ящерицами и всеми богами по очереди - их там полно, им там простор и уют… А из меня, видно, совсем никудышная богиня - я сначала растаяла, потом превратилась в айсберг, о которой разбивались корабли пустыни. Я уже сама не понимала, сплю я или нет… Хотя это со мной частенько бывает.
Рю осторожно провел кончиками пальцев по полоске голой кожи, проступающей между кольцами черной ленты. «Шоколад не при чем, пора признаться хотя бы себе, подумал он. Кажется, мы спорили на шляпу Атоса».
- Не спи. Ты должна отдохнуть от работы. К тому же ты отключена от сети - сон не запишется, человечество навсегда лишится очередного шедевра еевеличества Ники.
Ника вздохнула.
- Если бы ты знал, как давно я хочу провести обычный день - без каких-либо впечатлений. Валяться на лугу, закидывать в рот настоящую землянику и бродить по сети, беседуя ни о чем, но… Нет новых впечатлений - нет интересных снов. Возможно, нянечка и позволит мне провести так один денек, когда я истоскуюсь по этой пустоте настолько, что она станет для меня «земляникой». Сладкой-сладкой.
Она зажмурилась и с удовольствием потянулась. Рю подул на ее волосы, и они разметались по пыльному подоконнику, как волны небольшого шоколадного моря.
- Я хотел тебе кое-что показать.
Реконструктор взял ее за руку и потащил к лестнице - вверх, пролет запролетом. На седьмом этаже указал на приставную лестницу, утыкающуюся в деревянный люк. Ника полезла первой, откинула тяжелую крышку и забралась внутрь. Рю дождался ее удивленно-восторженного возгласа и только тогда полез следом.
- Я ничего не забыл?
Ника, затаив дыхание, разглядывала крохотную каморку, освещенную тусклым светильником под потолком. Пара старых диванов из Тома Сойера, пустая птичья клетка из «Убить пересмешника», кажется, они стащили ее у Страшилы. Ковер на стене из «Тысячи и одной ночи», зеркало из ранней ленты Хичкока. А светильник - тот самый, что в одной страшной сказке потух последним. Как называлась сказка, никто уже не мог вспомнить. Стол Флибэти притащил из какой-то инсталляции, наотрез отказавшись объяснять из какой именно. «Скорее всего трофей очередного амурного приключения», - подумали они тогда. Проверить так и не пришлось.
Этот чердак «Трое с Оранжевой Гаммы-Единорога» нарисовали еще детьми. Их тайное место в сети, куда они стаскивали все дорогие им вещи, где прятались от учителей, от знакомых, от всего мира. Их настоящий дом.
- Сколько ты подбирал все это барахло?
- Не так долго, как может показаться. Труднее всего пришлось с камином - мы же тогда разобрали кусок дороги из желтого кирпича. Вандалы… Не думал, что так тяжело найти желтый кирпич. А вот статуэтки, которые ты стащила из собственных снов - их пришлось делать самому.
- Тут они поют?
- Да.
Она бросила на него благодарный взгляд.
- А Боцман, он здесь?
- Я отыскал очень похожего кота, притащил сюда, но он улизнул. Когда мы выключались, он шуровал в одном из номеров на пятом этаже - я не стал его отвлекать.
Ника на цыпочках, будто боялась разбудить саму себя, подошла к камину и дотронулась до статуэтки грифона - та затянула заунывную мелодию.
- Ты перепутал песню. У меня она пела «Свистать всех наверх», а эту я даже не знаю.
Рю виновато пожал плечами, и Ника засмеялась, глядя на него, - она до сих пор не могла поверить. Присела на низкий диванчик и зарылась лицом в ладони.
- А ловушка? Это она?
Ника схватила валявшуюся на столике картонную пирамидку, расписанную бессмысленными закорючками, которые они условились считать магическими рунами.
- Это простой картон. Никакой магии.
Они написали эту программу-ловушку, чтобы она засасывала в себя учителей, если те вдруг осмелятся проникнуть в их святая святых. Программа даже работала, и пару раз в силки угодили няня Ники и сенсей Рю. Хотя, возможно, они просто подыграли детям, уединившись в смешной игрушке, чтобы перемыть кости своим воспитанникам.
По-детски широко улыбаясь, Ника крутила в руках невесомую пирамидку и что-то нашептывала, видимо накладывая на ловушку очередное страшное заклятье.
- Ты спала на этом диване, а вторую койку никто не занимал - ложились вдвоем на полу, на равных. И почему-то так и не озаботились стащить еще хотя бы дырявый гамак с какого-нибудь пиратского галеона…
Он смотрел на деревянную маску беса - копилку страхов. Когда-то они скармливали уродливому демону все свои детские фобии, кошмары и опасения. Засовывая в пасть очередной самый страшный страх, они предвкушали, как в будущем достанут его оттуда - побежденным, смешным. Рю до сих пор любил иногда вытряхивать на стол всю копилку и перебирать усохшие страхи юности, вспоминая, почему он боялся воздушных шариков и как умудрился до смерти испугаться трехмесячного оленя.
