— Как же, поверили в твое бескорыстие! — злобно сказал Павел Сергеевич. — Для тебя она профессор, светило. А я вижу в ней ту скромную девочку с серьезными глазами под светлой челкой, всегда мне хотелось ее согреть, накормить, накрыть одеялом, чтоб легче и светлее ей стало. Ты разве это можешь понять?
— Могу. Может, я по-другому… Но я тоже люблю ее!
— Любишь, — проворчал Павел Сергеевич. — Как тебе ее не любить, кем бы ты был без нее? Тему тебе кто подсказал? Кто помог над ней работать? Кто тебя на кафедре отстаивал?
— Я тоже ее отстаивал! Мы вместе…
— Вместе… Кто ты и кто она? Кто бы тебя без нее слушал? Молчишь? Когда статью против тебя газета напечатала, кто в «Ученых записках» дал отпор? Удобно тебе ее любить, очень удобно!
— Неправда!
— Да? А в Париж на конгресс кто тебя оформил личным секретарем? Неплохо во Францию прокатился, а?
— Зачем вы меня оскорбляете? — Миша сжал кулаки. — Я ведь могу не посмотреть, что вы старше!
— Что я старше — это очевидно, но мы проверим, кто сильнее! — Павел Сергеевич тоже кричал. Он рывком освобождался от пиджака, перекладывая портфель из руки в руку. Потом сообразил, что можно поставить портфель на землю, наклонился… — Эй! — окликнул он Мишу совсем другим голосом. — Ты погляди сюда! Опять небось какое-то явление?
Миша наклонился, поправил очки и заметил, что пыль в переулке красная. Не бурый краснозем, содержащий железо, а ярко-красная почва, словно живая кровь просочилась на поверхность.
— Пойдемте отсюда! — Миша поспешно подхватил «сундук».
Павел Сергеевич налегке едва поспевал за ним. Они шли словно по засохшей крови. Наконец нашли улицу, где был асфальт вполне нормального цвета, Миша замедлил шаг. Павлу Сергеевичу удалось наконец его догнать и взять из рук тяжелый портфель.
— Красный песок… — начал Павел Сергеевич.
— Да, это он. Воздействовал на эмоциональные центры.
— Я так и подумал, — мирно согласился Павел Сергеевич. — А то с чего бы мы столько всего друг другу наговорили? Лучше не разделяться, — добавил он. — Мало ли чего.
Миша кивнул. Одинокому путнику этот вымерший поселок, который, однако, стал оживать стенами и мостовыми, еще опаснее. Реакция у них различна: когда один поддается действию волн, другой сохраняет бдительность. Они смогут выручать друг друга из беды.
«Хорошо, что он прилетел, — устало думал Миша. — Что бы я тут без него? Мог бы и пропасть. А она? Вдруг уцелела? Вряд ли. А вдруг? Она жива и передает мне сигналы? Или мысли и чувства ее запечатлелись в том непонятном поле, в которое преобразовались ее волны?» Каким-то образом на дверях сарая отпечатался рисунок молнии, которую Миша видел при взрыве. Искривленное ветром деревцо без листьев. «Бедное деревцо… Хоть бы найти ее! Интересно, что бы она сказала, если бы увидела нас вдвоем?»
— Павел добряк и честный работяга, — сказала она однажды Мише. — Я, в сущности, очень виновата перед ним.
— В чем? — удивился он. — Ты же не можешь любить по заказу.
— Не могу. Но он так любит меня… Наверно, вся беда в том, что я слишком рано вышла замуж. Совсем не разбиралась в жизни.
— Тем меньше твоя вина, — пробовал Миша ее утешить. — Если он старше и опытнее, разве не он нес всю ответственность?
Она покачала головой:
— Он старше. Но он не мог знать то, что я знала уже тогда. Я знала, что никогда не буду заурядной бабой, всю себя отдам науке.
— Но ведь ты не пыталась скрыть это от него?
— Нет, конечно. Но он считал эти разговоры детской болтовней. Я-то уже тогда знала, что буду ученым. А он этого знать не мог. И все же — он мне очень близкий человек.
Может быть, ее обрадует, что ее пытаются выручить два самых близких и родных человека? Или ей будет неприятно? До сих пор никто еще не разобрался в прихотливых загадках женского сердца, даже если это сердце профессора нейробиологии…
По времени давно вечерело, а солнце стояло в зените, хотя жара спала, и от ясного неба веяло спокойной прохладой. Миша заметил, что Павел Сергеевич держит в пальцах новую веточку миндаля. Сиреневые цветы казались неестественно темными. Рассмотреть бы веточку поближе, но Миша не решался попросить. Он начал приглядываться к цветам по дороге. Все растения успели восстановить свою свежесть, но странным образом изменили цвет, а иные — и форму. «Интересно», — подумал Миша.
У края дороги на кустах голубели цветы, аромат их показался знакомым. Миша подошел ближе — обыкновенный шиповник. Серединки цветов остались желтыми, а лепестки густо посинели.
— Синий шиповник! Почти синие розы! — удивился Миша. И продекламировал:
Красных роз и белых роз
Я возлюбленной принес.
Ей таких не надо, нет
Синих роз подай букет!
— Чьи стихи? — поинтересовался Павел Сергеевич.
— Киплинга.
Вряд ли Павел Сергеевич такой любитель поэзии. Наплевать ведь ему, Киплинг это или Вознесенский. Это от нее привычка, она обожала устраивать викторины: «Откуда это? Чьи стихи? Кто написал музыку?» Муж, бедняга, невольно заразился.
— Синие розы? — переспросил Павел Сергеевич. — Интересно.
В голове у Миши приглушенным погребальным звоном отдавалось:
Я вернулся в те края,
Умерла любовь моя.
Все ждала, ждала до слез
В Царстве Смерти синих роз…
— А что там дальше? — спросил Павел Сергеевич, будто подслушал. — Насчет синих роз?
— Забыл, — солгал Миша. Не надо ему про Царство Смерти. Неуместно. — Всю середину я, к сожалению, забыл. Только в самом конце, припоминаю, кажется, что-то такое:
Это был пустой вопрос;
Нет на свете синих роз.[1]
— Вот тебе и нет! — оживился Павел Сергеевич. — Вот же они! Надо же!
Миша осторожно взялся за ветку двумя пальцами, стараясь не задеть за шип.
Он стоял на широкой лестничной площадке у двери в квартиру. Он понял, что это ее квартира. Та самая, где она жила с мужем. Кажется, муж уехал в командировку.
Классическая ситуация… Однажды Миша уже был в этой квартире, все втроем пили чай. Кажется, мужа зовут Павел Сергеевич. Он еще чай разливал. А теперь уехал на два месяца. Она сама сказала Мише. И пригласила вечером приехать — посмотреть вместе результаты данных последнего опыта. Интересно, кто будет сегодня разливать чай?
Рука медленно потянулась к звонку. Интересно, это и в самом деле обычный деловой визит? Или она пригласила его неспроста?
— Муж уехал, никто не помешает. Два месяца его не будет.
Просто так сообщила или к чему-то? Похоже, что намек… У Миши сладко замерло сердце, а она тут же добавила:
