- Так оно и есть, - с готовностью ответил я, - тебе не о чем беспокоиться. Успокойся. Однако странно, что ты заговорила о Блейзе.
Приманка, приманка, приманка! Мне так много надо было знать!
- Почему? Значит, он все-таки связался с тобой?
- Я предпочитаю промолчать, - ответил я в надежде, что это даст мне какие-то преимущества, тем более, что, судя по разговору, можно было себе представить, какую позицию занимает Блейз.
- Если бы это было так, я бы ответил ему то же самое, что и Эрику "Я подумаю".
- Блейз, - повторила она.
Блейз, - сказал я сам себе, Блейз, ты мне нравишься. Я забыл почему, и я знаю, что есть причины, по которым так не должно быть, но ты мне нравишься. Я это знаю.
Некоторое время мы сидели молча, и я почувствовал сильную усталость, но ничем этого не показал. Я должен быть сильным. Я знал, что должен быть сильным.
Я сидел совершенно спокойно и, улыбаясь, сказал:
- Хорошая у тебя здесь библиотека.
И она ответила:
- Спасибо.
Последовала очередная пауза.
- Блейз, - вновь повторила она. - Скажи, ты действительно думаешь, что у него есть хотя бы один шанс?
Я пожал плечами:
- Кто знает? По крайней мере не я. Может, он и сам этого не знает.
Вдруг я увидел, что она уставилась на меня широко открытыми изумленными глазами. Даже рот чуть приоткрылся.
- Как это не ты? - еле выговорила она. - Слушай, ведь ты не собираешься попытаться сам?
Тогда я рассмеялся, чтобы как-то сгладить ее вспышку.
- Не болтай глупостей, - сказал я, хохоча. - при чем здесь я?
Но что-то в глубине души отозвалось на ее слова, какая-то струна, и молнией мелькнула мысль: "Почему бы и нет!"
Внезапно мне стало страшно.
Казалось, мой ответ, что бы он ни значил, все же успокоил ее. Она тоже улыбнулась в ответ и махнула рукой в сторону встроенного в стену бара.
- Я бы с удовольствием выпила ирландского.
- Да и я не откажусь, - я встал и налил два бокала.
Затем я вновь удобно устроился на стуле.
- Знаешь, - проговорил я, вновь удобно устраиваясь на стуле, все-таки мне приятно сидеть с тобой вот так, наедине. Хотя, может, это и ненадолго. По крайней мере, у меня возникают приятные воспоминания.
Она улыбнулась и засияла.
- Ты прав, - ответила она, прихлебывая вино. - Вот я сижу сейчас с тобой, и мне так легко представить, что мы оба в Эмбере.
Бокал чуть не выпал из моих рук.
Эмбер! Это слово горячей волной окатило меня.
Затем она тихо заплакала, и я поднялся, полуобнял ее за плечи, чуть прижав к себе.
- Не плачь, малышка, не надо. А то мне самому становится как-то не по себе.
ЭМБЕР! В этом названии заключалось что-то жизненно важное, пульсирующее, живое.
- Подожди, еще настанут хорошие дни, - мягко добавил я.
- Ты действительно веришь в это?
- Да, - громко ответил я. - Да, верю!
- Ты сумасшедший! Может быть, поэтому ты всегда был моим любимым братом. Я почти верю во все, что ты говоришь, хотя я и знаю, что ты сумасшедший!
Затем она еще немного поплакала, потом успокоилась.
- Корвин, - пробормотала она, - если тебе все же это удастся, если каким-то чудом, которое даже Тень не может предугадать, ты добьешься того, чего хочешь, ты ведь не забудешь своей маленькой сестрички Флоримель?
- Да. - ответил я, внезапно зная, что это ее настоящее имя, - да, я тебя не забуду.
- Спасибо. Я расскажу Эрику только самое основное, а о Блейзе и о своих догадках вообще ничего не скажу.
- Спасибо, Флора.
- И все же я не доверяю тебе ни на секунду, - добавила она. - И пожалуйста, не забывай этого.
- Ты могла бы этого и не говорить.
Потом она снова позвонила своей служанке, которая проводила меня в спальню, где я с трудом умудрился раздеться, после чего замертво свалился в постель и проспал одиннадцать часов кряду.
3
Когда я проснулся на следующее утро, ее в доме не было, и записки мне она тоже не оставляла. Служанка накрыла завтрак на кухне и ушла по своим служаночьим делам. Я с трудом отверг естественное желание попытаться выудить у нее все, что только возможно, потому что она либо ничего не знала, либо ничего не сказала бы о том, что я хотел знать, а о моей попытке расспросить ее обязательно донесла бы Флоре. И раз уж так оказалось, что я остался на настоящий момент полным хозяином дома, я решил вернуться в библиотеку и попытаться разузнать там как можно больше, если, конечно, там было что узнавать. Да кроме того, я люблю библиотеки. Мне в них очень уютно, я всегда чувствую себя в полной безопасности за стеной слов, красивых и мудрых. Я всегда чувствую себя лучше, когда сознаю, что в мире еще осталось что-то, сдерживающее в нем самое плохое.
Доннер или Блитцер, или один из их родственников появился неизвестно откуда и пошел за мной на негнущихся ногах, втягивая носом воздух. Я попытался было с ним подружиться, но это было все равно, что кокетничать с автоинспектором, который своим жезлом приказал тебе остановиться у обочины дороги. По пути в библиотеку я заглядывал в другие двери, но это были обычные комнаты, достаточно невинно выглядевшие.
Когда я вошел в библиотеку, Африка все еще была прямо передо мной. Я закрыл за собой дверь, чтобы собаки мне не мешали, и прошелся по комнате, читая названия книг на стеллажах.
Тут было множество книг по истории. По-моему, они составляли основу всей коллекции. Были тут и книги по искусству, большие и дорогие издания, и я пролистал некоторые из них. Обычно мне лучше всего думается, когда я занимаюсь чем-то совсем посторонним.
Меня немного удивляло то, что Флора, очевидно, была богата. Если мы действительно были братом и сестрой, значило ли это, что я тоже был отнюдь не нищим? Я стал думать о своих доходах, социальном положении, профессии, занятиях. У меня было ощущение, что денежный вопрос меня всегда мало беспокоил, и что когда мне нужны были деньги, я доставал их без всякого труда. Был ли у меня тоже дом? Я не мог вспомнить.
Чем я занимался?
Я уселся за стол и начал методически выискивать в себе те знания, которыми я мог о себе располагать. Это очень трудно - исследовать самого себя, так сказать, со стороны, как человека незнакомого. Наверное, именно поэтому у меня ничего и не получилось. Что твое, то твое. Это является частью тебя и отделить это невозможно.
Обратиться к врачу? Эта мысль пришла мне в голову, когда я рассматривал некоторые анатомические рисунки Леонардо да Винчи. Почти рефлекторно я стал в уме повторять некоторые стадии хирургической операции. Тогда я понял, что в прошлом оперировал людей.
Но все это было не то. Хоть я и вспомнил, что у меня было медицинское образование, оно всегда было лишь составной частью чего-то другого. Я знал, неизвестно почему, что я не был практикующим хирургом. Кем же тогда я был? Кем еще?
