Она медленно встала, стройная, смуглая и изящная, осторожно сняла с куста свое яркое красное платье, надела его и резко тряхнула копной пепельных волос.
Игорь сидел, обхватив колени руками, положив на них подбородок, и улыбался. Весело улыбался!
Арика взглянула на него, заметила улыбку, закусила губу и гордо произнесла:
— Прощай, Игорь. Пасик, пошли домой.
Но Пасик вдруг виновато опустил голову к земле, пригибая передние лапки, и нерешительно замялся на месте.
— Прощай! — еще раз сказала Арика.
— Ты не уйдешь, — ответил ей Игорь.
Арика заложила руки за затылок и медленно, но решительно пошла к шоссе.
— Ты не уйдешь! — крикнул Игорь. — Я знаю, почему ты не слышишь Поющего Леса. Арика, я знаю! Ты услышишь его!
Девушка остановилась в нерешительности. Отчаяние и надежда были написаны на ее лице.
Игорь вскочил на ноги, путаясь в рукавах, натянул на себя рубашку, смешно запрыгал на одной ноге, не попадая другой в брюки.
— Пошли! — крикнул он, но девушка не сдвинулась с места. — Пошли! — Он схватил ее за руку чуть повыше запястья.
Они снова бросились в Лес. Спотыкаясь и чуть не падая, взобрались на косогор. За ними семенил возбужденный Пасик.
Они прибежали к тому месту, где встретились. Арика тяжело дышала. Она вся была в напряженном ожидании чуда. Он обещал ей, что она услышит Поющий Лес. Еще никто из карамбунийцев не слышал его, а она услышит, сейчас услышит. Можно было представить, что бы с ней произошло, обмани ее Игорь.
— Арика, ты веришь, что Лес может петь? — спросил Игорь немного торжественно.
— Верю.
— И ты очень хочешь услышать его?
— Очень.
— Тогда подари свои патенты.
— Кому? — испуганно спросила Арика. Потом она неуверенно взглянула на него исподлобья. — Тебе? Да?
— Нет. Просто подари. Всем карамбунийцам. Каждому! Сообщи об этом Пасику. Он знает свое дело.
— Как! И твои песни?
— И их тоже.
— Игорь, я сделаю все, как ты говоришь.
— Страшно? Страшно расставаться с ними?
— Страшно, но я верю тебе.
— Помнишь, я все говорил тебе, что Лес поет, но ты не слышала его. А я слышал, когда был один. Потом твой Пасик выдал мне три патента. И тут, захотев еще раз услышать Лес, я не услышал ничего. Мы сидели тихо, тихо, а он все молчал. Потом я избавился от своих патентов и снова услышал Лес, а ты — по-прежнему нет. Ты понимаешь?
— Я понимаю, Игорь. Пасик, я дарю тебе патенты. Я избавляюсь от них. Пасик, у меня нет больше патентов?
— Арика, у вас нет патентов… и почти нет буреней.
— А теперь слушайте, — сказал Игорь.
И они услышали.
Медленно и напевно зажурчал ручеек мелодии, ласково обнимая верхушки деревьев, шевеля и снимая с них остатки сладостной дремы. Проснитесь! Посмотрите, как прекрасно вокруг! Как прекрасен мир! Сколько в нем чудес! Пусть исчезнут расплывчатые хлопья низко несущихся туч, издав чуть слышный печальный стон. Вы слышите, как заплакала скрипка резко разогнувшейся ветки, и миллионы звенящих звуков-брызг маленькими солнцами упали на мягкую мокрую траву.
Арика пела.
Ее голос просил. Нет! Он требовал! Оглянитесь! Разве вы не замечаете, как в зачарованном хороводе кружатся деревья, аккомпанируя себе на гитарах, как они незаметными движениями поправляют свои нарядные платья. Как гордо горят их глаза. Ведь они красивы и знают это.
Голос Арики уносился в небо. Какая сила была в нем! И уже нельзя понять, кто был первым. Этот ли Поющий Лес разбудил песню в душе девушки, стоящей на коленях. Или она вдохнула жизнь в этот Молчащий Лес.
Еще несколько аккордов, и Лес смолк. Арика, сияющая от счастья, обернулась к Игорю:
— Теперь я все слышала. Он пел!
Пасик выкатил из себя печатающий механизм и выжидающе посмотрел на свою хозяйку.
— Не надо, Пасик. Подари ее людям.
— Почему же ты, Пасик, теперь не говоришь, что Лес не может петь? — спросил Игорь с иронией, но без ехидства.
— Ты был прав, — сконфуженно ответил кибер, — когда говорил, что Лес может петь. Я знаю это давно. Все киберы это знают. На Карамбунии поет каждый куст, не то что дерево.
— Зачем же ты возражал?
— Никто из карамбунийцев этого не знает. Мне бы не поверили.
— А теперь поверят?
— Наверное, нет.
— Теперь они поверят, — убежденно сказала Арика. — Какой теперь у нас будет праздник Лета! Ты останешься, Игорь? Это очень скоро. Через десять дней.
— Нет, Арика. Я улетаю.
— Но ты вернешься назад к празднику?
Капитан «Громовержца» потер лоб ладонью. Шесть дней до Земли. Один день разгрузки. И шесть обратно. Всего тринадцать. Нет, не успеть.
— Я успею, — сказал Игорь, и у него даже голова загудела, когда он вспомнил свою колымагу «Громовержца». — Я обязательно успею. До свиданья, Арика. Спой мне с Лесом на прощанье что-нибудь.
— До свиданья, Игорь! Я жду тебя!
Голос и Лес пели о Человеке.
О Человеке, который прошел мучительную, изнуряющую дорогу недоверия, жестокости, страданий и горя, но не разучился видеть прекрасное, не разучился его создавать.
Создавать, не прося взамен славы и признательности, любви и благодарности, потому что он просто не может не делать прекрасное. Это у него в крови. Это у него в сознании. В этом суть Человека.
Голос пел. Как прекрасен мир.
— Проводи меня немного, — сказал Игорь Пасику.
— Возьми меня с собой!
— Нет, ты останешься с ней.
— Мне будет трудно без тебя.
— Знаю. Но Арике будет еще труднее. Без меня и без тебя.
Платок Пасика был мокр от слез, и Игорь подарил ему свой.
Они шли тихо, стараясь не хрустнуть веткой, затаив дыхание, вслушиваясь в затихающие звуки Голоса и Поющего Леса.
