Выйти в тамбур, я не могу больше, выйти в тамбур... Какая огромная страна!
- Лучше всего с утра, это кофе. Причём не растворимый, а настоящий, из джезвочки. Это тебя сразу взбодрит. Эй, просыпайся! Давай, всё уже готово.
Солнце. В окнах снега и солнце. Бледное голубое небо, платформа, проехали платформу, без остановки. Все поднимаются со своих мест, нужно подняться. Следовало выйти в тамбур заранее, сейчас в голову полезут глупые мысли. Я знаю, как всё это начнётся, это всегда начинается так, всё начинается снова.
Эдвард Мунк, норвежский художник, очень боялся прихода Гитлера, потому что Гитлер рисовал картины короткими мазками, а он, норвежский художник Эдвард Мунк - длинными линиями. Но немецкие офицеры отнеслись с уважением к мэтру экзистенциализма... Откуда это и почему?
Заснеженная Прага, изломанные простыни крыш и замёрзший фонтан на площади. Или это был сон?.. Нельзя было спать в электричке, теперь будет знобить, и вот так каждый раз, а? Ну ты подумай!..
2. Рандеву
Полукруг окон, застеклённое пространство освещённой комнаты. Она сидит на табуретке и курит, наблюдая за моими безуспешными попытками завести виниловый проигрыватель. Ей наплевать, заведу я его, или нет. И мне становится всё равно. Я говорю: "Может быть, обойдёмся без музыки?" И в этот момент проигрыватель заводится, и опустив иглу на пластинку, я выключаю свет и по одной зажигаю свечи.
Мы проводим ночь вместе, и когда она открывает дверь, чтобы уйти, мне кажется, что это утро будет ещё лучше, чем могла бы быть ночь. Но когда она исчезает, и я слышу её удаляющиеся шаги, я понимаю,- зная, что это нелепо,- что потерял её навсегда.
Когда я смотрю на неё, я иногда думаю, что должен лишь захотеть её, нужно лишь захотеть её... И жадно ловлю каждый её жест, каждую позу в надежде вызвать в себе желание, но оно рассеивается как дым или как сон каждый раз, когда я хочу за него ухватиться. Если бы я сумел избавиться от этой мысли, меня перестало бы раздражать, что она производит столько ненужных движений. Я произвожу слишком много ненужных мыслей.
Скоро время, отпущенное мне, истечёт, и я никогда не узнаю, какой могла бы быть ночь, а утро каждый раз оказывается таким, каким я его знал всегда. Ветер и шум прибоя во тьме тумана.
Я позвал её, и она пришла, просто потому что больше идти некуда. Мы могли бы придумать историю, прекрасную как те, что мы слышали, стоит лишь захотеть... Но в конце концов мы бы всё равно поняли, что единственное, что нас держит - это то, что нам некуда идти, а значит, незачем разлучаться. Я не выбирал её, а она не выбирала меня. Просто мы встретились. Так получилось - и она, и я искали одного и того же, и наверное, искали бы ещё долго. Нужно лишь захотеть...
У меня был её телефон, и я позвонил ей. Она сказала: "Я думала, что никогда больше не услышу твой голос". А я сказал: "Когда тебе захочется остаться одной, приезжай ко мне". И она сказала: "Я приеду сейчас, можно?" И я сказал: "Да".
Родственников не выбирают, и мы не выбирали друг друга.
3. Это и был джаз
Порою невозможно поверить, что это всерьёз. Она оборвала лепестки с цветка шиповника и бросила его на влажный асфальт, и пошла дальше вдоль сходящихся рядов белых и серых зданий в бледных сумерках, и скоро взойдёт солнце, и мы поймём, что всё это было неважно. Она никогда не вернётся. Ещё нет машин, и людей ещё нет на улицах, и я вернусь домой и лягу спать, хотя это так скучно, и проснувшись, пойму, что всё это было неважно, и ничто не изменит того, что было и будет в моей жизни, и я пойду дальше рядами безликих домов, и все будут спать, и никто не узнает, что я уже был здесь, и что она ушла. Цветы шиповника в запоздалом майском тепле, и уже июнь, и наверное, мне пора возвращаться. Пора возвращаться, полно, уже темнеет, и на улицах становится небезопасно, дворы стихли, и улицы, и в магазинах выключен свет, и включена сигнализация, и не нужно. Можно было сделать так, а можно было иначе, и счастье казалось тебе таким близким, ты был меньше чем в полушаге от победы, и стоило протянуть руку... а можно было и не протягивать, к чему этот труд... сегодня ты мудр и знаешь, что всё это было неважно, всё могло случиться и по-другому, но и тогда не могло бы повлиять на то, что неизменно - мировые законы и твой жребий, и путь к счастью или снежным вершинам, попробуй, представь их в воображении, когда вернёшься в свою тёмную комнату сегодня, в комнату, выходящую окном на другие окна, в комнату с открытым окном и летними закатами, и зябкими предрассветными сумерками, которые тайна, и зеркалом, крестовиной окна и кипятильником в фарфоровом чайничке, и твоей кроватью с продавленной сеткой, в комнату, где до утра ты будешь один, и будет утро, и завтра ты встретишь рассвет и ляжешь спать, потому что захочешь спать, а когда проснёшься
Лето уходит, будет и ещё лето, и женщины ещё не раз будут извиваться в танце по ежевечерней программе, и ты будешь презрительно кривить губы, а платить предоставишь другим, и никто не заметит тебя среди них, и ты не отличишь её от других женщин, когда будешь пытаться воссоздать её лицо по памяти, и она ушла и не вернётся, и это неважно, и ты можешь купить одно облегающее платье на всех, на всех женщин, и чёрные очки, и пятнистую косынку, одну на всех, и парик и надевать его на всех женщин, которые будут изображать то, что ты захочешь от них, пока ты не разоблачишь их обман, а ты можешь сделать вид, что ни о чём не догадываешься, и тогда вы будете играть в игру, где они будут той, что ушла, а ты - никем, и никто не догадается, и это неважно, неважно, слышишь, неважно! Вы вместе встретите предрассветные сумерки, она будет спать и дышать тебе в плечо, лёжа рядом с тобой в постели, и её голова будет лежать щекой на подушке, и если она вдруг откроет глаза, ты сможешь закрыть глаза и притвориться спящим. Стоит ли писать ловкие письма, чтобы оправдаться в неловкой жизни, стоит ли писать ловкие письма без адреса, и наверное, даже без адресата, и пусть они все играют в эту игру, а ты нарисуешь им маски в голубых и красных тонах, и маски, окрашенные охрой, как на иконах, или гипсовые маски, маски из папье-маше, лица женщин, которые никогда не уйдут, и женщин, которые никогда не вернутся, и никто не будет знать, было ли это когда-нибудь важно, и ничто не повторится вновь, ты можешь проснуться в чужой комнате, если захочешь, (красиво обставить провал - не это ли способ убедить себя в победе или в том, что всё могло случиться иначе), и вот ты стоишь, победитель на синих досках подмостков, и ловишь в ладони охряные цветы осени, и воспламеняешь сложенные из сухих сучьев и старых декораций костры своей памяти, и некстати закашлявшись от дыма, что придаёт всему видимость реальной жизни, уходишь, держась за перила, чтобы не упасть, поскользнувшись на мокрых ступеньках, осень сгорает дотла, снег заметёт следы, и она не найдёт тебя даже для того, чтобы разоблачить твой обман или вернуться, она никогда не вернётся, и снег заметёт все следы, а завтра
