Дэвид говорил тоном, исключающим какие бы то ни было возражения. Словно читал лекцию несмышленой студентке, которая возводит в принцип свою экзальтированность, в то время как окружающая действительность настолько жестока, что не до сантиментов. А Вера не такая уж беззащитная, как может показаться, да к тому же проницательные люди и не поверят лжи, ситуация совершенно ясна, и надо быть кретином, чтобы не видеть, что к чему.
Взглянув на часы, Дэвид не без иронии поблагодарил за невыпитый кофе и быстро ушел из дому. Терри еще немного постояла, бессмысленно глядя в простор, до краев залитый солнцем, потом опустила шторы и включила телевизор. Смотрела на экран, но ничего там не видела — думала о своем. Не так, совсем не так сложилась жизнь… Еще пока училась — имела цель. А последние годы? Кухня, телевизор, постель, кухня, телевизор, постель… В голове пустота, никаких мыслей, никаких стремлений…
Ей стало тоскливо. Закрыла глаза и поплыла на волнах воспоминаний. Увидела себя словно со стороны — совсем юной, веселой хохотушкой. Это они с Дэвидом, возвращаясь домой из колледжа, вслух мечтают о будущем? И оно встает перед ними прекрасное, радужное, идиллические картины: сад, уютный коттедж, музыка, хорошенькие дети… Эх, если бы… Но ведь атомный реактор, возле которого Дэвид проработал так долго, уничтожил детей задолго до их рождения… Именно он, реактор… А теперь еще эти проклятые пирамиды…
Мозг Терри работал хаотически. Мысли и образы наплывали сумбурно, утомляли, даже голова разболелась.
Понемногу калейдоскоп раздумий начал темнеть, ути риваться, и она не заметила, как заснула.
Появившись к обеду и увидев, что она спит, Дэвид тихо отправился на кухню, съел бутерброд. Кофе пошел пить в бар.
Душевный кризис у Терри длился несколько дней. Наконе все улеглось, и семейная жизнь Дэвида Кинга снова вошд в свою колею. Но он не мог не заметить, что Терри стад невеселой, а порой даже мрачной, она мало разговаривала, все чаще уходя в себя и становясь замкнутой. Часами просиживала у рояля, наигрывая большей частью меланхолические пьесы. Едва заметная тень легла на ее лицо. «Пройдет, — успокаивал себя Дэвид. Постепенно поймет и… простит».
Однажды, вернувшись домой вечером, с радостью отметил про себя, что настроение у Терри улучшилось. Глаза поблескивали, тень исчезла, хотя в голосе и жестах все еще чувствовалась некоторая нервозность.
— Ах, жаль, что ты не пришел немножко раньше!
Дэвид утомленно опустился в мягкое кресло, вопросительно глядя на жену.
— Интересно, что это подняло твое настроение?
— Я смотрела транспланетную передачу. Во всем мире клеймят позором правителей Южной Республики.
— И все?
— Нет, тебя вместе с ними. — В ее голосе звучало злорадство. — Заговор против мира, вызов человечеству… Нет, это нужно было слышать!
— Значит, Вера все еще продолжает…
— Да, и не уймется, пока вы с генералом будете творить свои дьявольские дела. Молодчина Вера!
Терри надеялась, что он вскочит, взорвется, не на шутку рассердится и на Веру, и на нее, но Дэвид даже не изменился в лице. И позу сохранил все ту же: сидел, закинув ногу на ногу, и спокойно, даже любуясь Терри, смотрел ей в глаза.
— Ты… что так смотришь? — смутилась она.
— Во гневе ты очень хороша, — улыбнулся Дэвид. — Лицо одухотворяется, ты вся так и пышешь энергией. Он порывисто вскочил и с силой прижал ее к себе.
— Так ты считаешь… — раздраженно противясь и отклоняя голову, проговорила Терри, — считаешь, что все это пустые разговоры?
— Не беспокойся, милая, все идет как надо.
Она была окончательно сбита с толку. Как разгадать этого хитрого упрямца?.. Высвободилась из его объятий и отправилась на кухню накрывать стол к ужину. Вопреки ожиданию Дэвид весь вечер был в прекрасном расположении духа, шутил, рассказывал анекдоты. Уже выключив свет, сказал серьезно:
— Все-таки люди могут понять друг друга.
Она промолчала, глядя в потолок, разукрашенный кружевом световых пятен от наружного освещения. Кого он имеет в виду? Если ее и себя, то какое уж тут понимание!.. «Все идет как надо…» О, знает она, что в бетонированном подземелье уже стоят десятки этих дьявольских пирамид и расистские заправилы потирают руки. «Все идет как надо…» Судя по его настроению, он завершает программу. И опять все это окончится взрывом. Но люди могут понять друг друга, конечно же могут, могут, могут…
— Послушай, — проговорила она наконец. — Вот ты говоришь, можно понять друг друга.
— Естественно, милая, неспроста ведь природа наделила человека таким могучим разумом.
— Наделила? А теперь, поди, и сама не рада.
— Почему же?
— У очень многих разум только и изощряется в том, как бы нанести ущерб природе, а то и вовсе ее уничтожить.
— Твой пессимизм по отношению к науке известен.
— Оставим эту тему, — с неожиданной решительностью сказала Терри. — Я хочу договориться с тобой о другом.
— О чем же? — насторожился Дэвид. Ему показалось, что она надумала уехать с острова.
— Давай все твои пирамиды, те, что под землей, уничтожим!
— Что ты сказала? — Дэвид приподнялся на локтях и сел в постели, не веря своим ушам. — Я не ослышался?
Терри тоже села, сдвинув одеяло на живот. Даже в полумраке голова ее отливала золотом.
— Я говорю: давай уничтожим эти дьявольские пирамиды, а сами…
— А сами улетим на небо? — рассмеялся Дэвид. — Вместе с островом, с несколькими кубическими километрами воды, да? В клубах пара — красиво, романтично. Да?
— Я думала, ты способен на героический поступок…
— Успокойся, Терри, прошу тебя. У тебя детское представление о героизме. Ну не надо обижаться, ей-богу. Если можешь, поверь мне: там такая гигантская энергия, что играть с нею нельзя. Понимаешь, не до игры. Это ведь не какие-нибудь атомные или водородные бомбы…
Терри снова легла, укрылась, положила руки на одеяло. Она была огорчена до крайности: ощутила свое полное бессилие хоть как-то повлиять на события. Дэвид говорит о каком-то взаимопонимании, а сам не поступится ни на микрон.
Полушутя-полусерьезно уговаривал ее Дэвид не сердиться, постараться его понять, довериться ему, и все будет в порядке, все будет хорошо. Но Терри не отзывалась, она лежала молча, делая вид, что уснула.
Беспокойные мысли сновали в ее голове. Вот живет она в этом огромном мире совсем, ну совсем одинокая, и даже самый близкий человек — Дэвид — и тот таится от нее, скрывает что-то свое. Даже никогда не рассказывает, что думает. Неужели все люди на свете — вот такие закрытые системы, каждый сам по себе? Если так, то это ужасно… Но нет, без контактов, без сотрудничества остановилась бы жизнь… Тогда, может быть, только она одна одинока? Что же делать? Неужели так вот и прозябать, и томиться в этом вакууме? Был бы хоть ребенок. Мальчик или девочка…
