Человеческим существам очень хочется, чтобы вселенная была такой, какой они ее себе представляют. Изначально неверная установка совершенно искажала картину действительности. Законы вселенной безжалостнее, чем этого хотят люди. По их понятиям вселенная злая. Но это неверно. Вселенная не может быть доброй или злой, она не живое существо, но она и не машина, она что-то третье, где принцип естественного отбора исполняется неукоснительно.
Павел чувствовал все это чем-то глубинным, что было во много раз старше сознания и души, но привести в порядок и рассортировать свое понимание никак не мог.
Обслуживающий персонал отряда космонавтов состоял в основном из мужчин. Женщин было мало. Все они были неплохими людьми, кроме одного невропатолога. Громадный человек, с шеей борца, он и был борцом, обладал удивительной жизненной силой. Он был очень подвижен и жаждал урвать у жизни все. Неотразимый ловелас, не знающий отказа среди женщин. Напористый, наглый.
Он прилип к Юлии, приходя в бешенство от ее отказов. Ее твердый характер, язвительная усмешка и внутренняя целенаправленность, где не было места для невропатолога, сводили последнего с ума.
Появление в городке Павла и моментальное сближение Павла и Юлии взвинтили невропатолога до предела. Но он был очень расчетливым, потому что хотел хорошо жить и дальше. Отдавшись полностью захватывающему чувству ревности, он составил план скорейшего отправления Павла на орбиту, применяя все свое красноречие на совещаниях, проталкивая соперника к зачислению в ближайший экипаж.
Юлия нервничала и возмущалась, но Павлу ничего не говорила. Она старалась быть все время рядом с ним. Преодолев сопротивление руководства, стала ведущим психологом их группы. Она боялась, как бы Павел не отвернулся от нее. Он и так был не очень-то повернут к ней.
Павел наблюдал за всем этим спокойно, без эмоций. Активность невропатолога ему была на руку. Почти физически его тянуло на орбиту. Таинственная неодолимость мощно толкала его в космос.
И этот день настал.
Протяжка, ключ на старт и… поехали.
К потолку кабины был привязан шнур с традиционным плюшевым зверьком, который служил прибором для определения болтанки, ускорения и невесомости.
Их было трое: Сергей – командир, Игорь – инженер и Павел – исследователь. В их программу входила пристыковка к орбитальному комплексу, смена экипажа на станции – и на Землю. Павел должен был вернуться назад с постояльцами комплекса через две недели, Сергей и Игорь оставались на вахте.
Сергей и Игорь были не новичками и адаптировались быстро, в течение суток. Но Павел их удивил: давление крови и координация движений в невесомости у него вошли в норму через полтора часа после старта. И даже позвоночник от невесомости у него почти не болел, в отличии от старожилов.
– Паш, ты железный или чугунный, – констатировал командир, отстегивая надувной рукав тономерта на руке Павла. – Как будто здесь родился!
– И крестился, – добавил Игорь.
– Может быть, – согласился Павел.
Работа шла по расписанию. На вторые сутки полета во время стыковки неожиданно отказала система наведения корабля. Ситуация почти ожидаемая, отрабатывалась неоднократно.
Стали советоваться с Землей. ЦУП подумал и решил: нужно выходить за борт, дублирующая система стыковки что-то тоже барахлила. По всем показателям для работы за бортом лучше всех подходил Павел. Он тоже был не против.
Экипаж тщательно проверил скаф Павла, систему жизнеобеспечения, пристегнули линь и «вытолкнули» его за борт.
Картина черной бездны с иглами звезд и колоссальной массой Земли, заслонившей полмира, не произвели на него сильного впечатления. Все это он представлял раньше. Да внутри еще шевелилось какое-то непонятное ощущение, что эта бесконечность ему роднее, чем вон та темная Земля.
Для перемещения к приборам, которые были на носу корабля, нужно было оттолкнуться от борта и при помощи натянутого линя облететь по дуге солнечные батареи. Чтобы было поменьше солнца, Павел выбрал время выхода в тот момент, когда корабль находился на ночной стороне Земли.
Он оттолкнулся ногами от обшивки и полетел в засасывающую бездну. И когда линь натянулся, Павел увидел метеорит, кусочек космического гравия, летевшего со скоростью сорок километров в секунду. Гравий чиркнул по линю, обрезав его, как бритвой, и в долю секунды пропорол скафандр в районе бедра.
Импульс, превратившийся в движение, которое Павел сообщил своему телу, оттолкнувшись от корабля, не погас. Он стал проваливаться по прямой от корабля. Воздух через дыру в костюме почти моментально в виде облачка пара вырвался наружу, открыв дорогу космическому холоду. Лишь на мгновение Павел ощутил боль от адского мороза, но анестезия умертвила нервы. В течение нескольких секунд его тело стало покрываться ледяной коркой замерзшей кожи и поверхностных мышц. Острые шипы лютого холода за десять-пятнадцать секунд проникли внутрь тела и, сомкнувшись, превратили его в сосульку. Глаза стали стеклянные, мозг – каменным.
– Что случилось? – услышал он тревожный писк наушников, сумевших возбудить волны звука в потерявшем почти весь воздух шлеме. Тут же от холода разрядился аккумулятор.
Павел не удивился ничему. Он ожидал подобное и стал прислушиваться к ощущениям превращающегося в лед тела. Сознание было чистое и ясное. И в этой ясности он вдруг услышал слабый, далекий голос: «Держись. Так надо. А будет еще ох как плохо. Не дрейфишь? Знаешь, Паша, сколько сил я на тебя угробил! Со времен Рюрика по генам вел. Ладно, будет возможность – расскажу подробнее. Если бы ты знал, как мне надоела эта треклятая индивидуальность! Хочу домой, понял? Хочу вновь быть частью общего!» – перед глазами Павла мелькнула хныкающая плутоватая физиономия, похожая на бравого солдата Швейка.
«Вот они какие, предсмертные судороги, – спокойно подумал Павел и заметил отсветы на шлеме: за его спиной из-за сферы Земли выползало свирепое Солнце. Он увидел, как заблестела обшивка удаляющегося корабля, превращающегося в блестящую точку. – Все. Наверное, это край!»
Удивило его единственное обстоятельство, что он улетал от корабля ровно, без кувырков и вращений, строго спиной с Солнцу.
«Это я тебе такую картину устроил, – вновь забормотал голос. – Любуйся, наслаждайся, пока есть время, и привыкай. Ну, все. Хокей! У меня тут делов полон рот. Отлучусь на минутку».
«Какая-то странная, уж очень ясная слуховая галлюцинация, – размышлял Павел. – Костюм порвался, воздух вышел… Не слуховая, а головная, – поправил он себя. – Наверное, я в рай или в ад лечу. Неужели верующие правы? Ведь я уже весь насквозь промерз, и даже глубже! Минут пять, как не дышу… Неправильно это»….
