Насчет источника информации – это, пожалуй, мысль…
Можно не сомневаться: Риццо тщательно изучил – конечно, в меру своих ограниченных способностей – объект под названием «Эрвин Канн». Чем прежде всего был характерен этот объект помимо своего уникального дара?
Он почти никогда не лгал. Прямая ложь – оружие слабого и не очень умного игрока, она годится как стратегия в скоротечной игре, но ведет к проигрышу при игре многоходовой. Ложь просто не нужна, когда можно умолчать или сказать часть правды.
Джанни это знает – и Джанни поверит. Посомневается, помучается, но поверит, что Эрвин не лжет, потому что поверить в обратное труднее. И еще одно: если Эрвин Канн скажет А, то при всей истинности этого высказывания он, по мнению Джанни, будет стремиться к действию, вытекающему не из А, а из Б, эквивалентному минус А. Следовательно, самому Джанни нужно действовать, исходя из А. Он не поверил только тому, что Эрвин Канн больше не вычислитель, но он поверит всему остальному – и поймается на ложь.
При том непременном условии, что ложная информация будет достаточно ошеломляющей и не чересчур фантастической.
Эрвин зевнул. Потянулся было посмотреть в иллюминатор, привстал даже, но немедленно получил тычок в грудь от ближайшего гвардейца и вновь плюхнулся на сиденье.
– На запад летим, как я понимаю? – безмятежно спросил он. – Прямым курсом в столицу?
– А ты бы куда хотел? – буркнул в ответ Джанни.
– Ну, я бы многого хотел, – заявил Эрвин. – В частности, я хотел бы знать, где сейчас находится Андонис Ламбракис.
– Кто такой?
– Тот хитромордый, у которого ты меня отнял. Ты даже имени его не удосужился узнать? Ставлю пять против одного, что он сейчас на северном острове.
– Это где полигон был?
– Точно, – кивнул Эрвин. – Мне до сих пор жаль, что я не побывал там при Сукхадарьяне. Интересное было местечко… Оно и сейчас еще не лишено интереса.
Наблюдая чуть заметную игру лицевых мышц собеседника, Эрвин наслаждался и не скрывал этого.
– Выкладывай, – потребовал Джанни.
– Пожалуйста. Корпорация «Империум» – помнишь ее банкротство? – проводила там работы по созданию туннельного оружия. Самые-самые первые шаги вроде создания искусственной сингулярности поперечником в один протон. В дальнейшем работы планировалось перенести куда-нибудь в самую глухую дыру Галактики, чтобы некому было удивляться взрывам планет. На звезды-то Сукхадарьян не замахивался – ему было нужно противопланетное оружие…
– Чепуха, – не очень убежденно сказал Джанни, – он бы никогда не осмелился. Вторжение с Терры последовало бы немедленно, сам должен понимать. Стоило произойти малейшей утечке информации…
– Она и произошла, – пояснил Эрвин. – Сукхадарьян среагировал вовремя… не без моей подсказки. Всю вину свалили на физиков и куратора проекта, научные материалы и оборудование уничтожили, персонал эвакуировали, кое-кто схлопотал «вышку», корпорацию подвели под банкротство, на Терре получили заверения и сделали вид, будто ничего вообще не было, – короче, дело удалось замять. Так думал президент, так думал и я, пока сам не схлопотал «вышку». Хлопотать мне тогда пришлось много… – Эрвин засмеялся.
– Дальше!
– Могу и дальше. На Гнилой Мели – знаешь такую, нет? Ну конечно, где тебе знать… Там я встретил одного человека. Он был физиком и работал в том проекте, а теперь он Марк Вонючка, если еще жив. Очень он был доволен, что Сукхадарьяна свергли, и знал, кто я такой, и не желал мне ничего хорошего… Вообще был настроен против любой власти. Знал бы он, что я дойду до Счастливых островов, так, наверное, промолчал бы, но он не верил в это – и рассказал… Мол, не все документы уничтожены, кое-что припрятано там же, на полигоне. Рассказал даже, где и в каком виде. Эти кристаллы с записью – бомба под любую власть, смотря, разумеется, по тому, кто их найдет и как подаст…
– Ты разболтал о них Ламбракису? – закричал Джанни.
– Конечно, – улыбнулся Эрвин. – Только не разболтал, а чистосердечно рассказал. Я же был обязан ему спасением. Во что мы превратимся, если не станем платить добром за добро? Только… – Эрвин улыбнулся еще шире, – есть нюанс… год назад я сам побывал на северном острове и перепрятал коробочку с кристаллами. Об этом я предпочел умолчать. Ламбракису придется вызывать на подмогу людей и обыскивать весь остров. Рано или поздно найдут, хотя и потрудятся. Я оставил там кое-какие подсказки, умному достаточно.
Джанни размышлял целую минуту. Слышно было, как два гвардейца возле пилотской кабины вполголоса обмениваются мнениями о том, как лучше распорядиться завтрашней увольнительной, и как тихонько, но надоедливо свистит воздух, обтекая тело флаера. С каждой секундой – все дальше от Счастливых островов, от заброшенного полигона… Опустив веки, Эрвин думал о Кристи, вспоминал о той сумасшедшей любви на болоте – и улыбался. Отдельным удовольствием было понимать, что Джанни не только истолкует эту улыбку, как задумано, но и порядком взбесится.
– Стой! – заорал вдруг Джанни. – Поворачивай! Пилот, я к тебе обращаюсь! Курс на северный остров, скорость максимальная! Жми!
– Первые умные слова, какие слышу от тебя, – лениво прокомментировал Эрвин, приподняв веки. Немедленно навалилась тяжесть – флаер вошел в крутой вираж.
– Умные, глупые… Плевать. Почему раньше не сказал?!
– А ты спрашивал?
Джанни посопел. Перегрузка кончилась, зато свист воздуха усилился – пилот погнал флаер назад.
– Если мы опоздали, плохо тебе придется, – пообещал Джанни спустя несколько минут. – А если ты водишь меня за нос, то совсем плохо, обещаю.
– Считай эти документы моим первым подарком Праю, а заодно и тебе, – сказал Эрвин и отвернулся.
…Теперь можно было перейти на шаг и даже отдышаться. Позади остался безумный спуск с горы, хаос глыб застывшей лавы, осыпи, заросли колючек у подошвы горы. Позади остался бег, при котором чуть ли не каждый прыжок угрожал падением на камни с более чем вероятными переломами рук, ног и ребер. Теперь пускай ищут…
Пологий склон уходил в приползший с болота туман. Там рос лес, и верхушки отдельных лесных гигантов возвышались над морем тумана, как островки. Эрвин сориентировался по солнцу и запомнил направление на запад. В данный момент он сильнее боялся заблудиться, чем вновь угодить в лапы гвардейцев.
– А ведь не поймаете, – сказал он вслух и зло рассмеялся, когда туман принял его в свои объятия, обволок и утопил в себе. Где Эрвин Канн? Кто-кто? Повторите. Нет такого.
Крайний северный остров выделялся среди своих собратьев, во-первых, тем, что вулкан, торчащий конусом близ его южного берега, считался неактивным, а во-вторых, своими размерами. На старых лавовых потоках давным-давно вырос густой лес, а северная часть острова, где жидкая лава когда-то вылилась из трещины и застыла, не найдя пути ни к морю, ни к болоту, была в свое время превращена в армейский полигон. В свое время там и правда испытывались кое-какие системы вооружений, в том числе и попадающие под запрет, но Эрвин совершенно определенно знал, что ни Сукхадарьян, ни его предшественники не замахивались на создание столь убойной во всех смыслах штуки, как туннельная бомба. Может быть, Джанни и не поверил в нее до конца, но он точно знал, что бывшему советнику президента известно очень многое.
И решил проверить немедленно.
Его проблемы.
В той, прошлой жизни Эрвин затруднился бы ответить, спроси его кто-нибудь, как он относится к людям. Наверное, немножко презирал, немножко жалел, не забывая притом, что каждый из них не более чем набор констант и функций. Человеческая психология поддается алгоритмизации, а что до рассудочной деятельности, то люди занимаются ею сравнительно редко. Как можно не презирать таких существ и не жалеть их?
Разумеется, в свободное от рассудочной деятельности время.
Его всегда было мало у Эрвина Канна. Он и сейчас мыслил рассудочно, вовсе не собираясь уподобляться загнанному зверю. Туман? Это прекрасно. Гвардейцы президента не ищейки, чтобы брать след, и вряд ли Джанни догадался захватить с собой соответствующую аппаратуру. При таком тумане даже барражирующий над островом зонд с тепловизором вряд ли засечет тепловое пятно от человеческого тела.
И уж подавно Риццо не сразу догадается, куда направляется беглец.
О чем первым делом подумает Джанни? О том же, о чем подумал бы любой, у кого в голове больше одной извилины: Большой Лю через Стаббинса и Ламбракиса сумел предложить Эрвину больше, чем намеревался предложить Прай. Или же Эрвин своим непостижимым математическим умом без всякого подкупа вычислил, что Лю когда-нибудь свалит Прая… Или то и другое сразу.
Ах, как Джанни клянет себя сейчас! Наверняка потерял свое показное спокойствие, рвет и мечет. Жаль, нельзя посмотреть на это.
