Ознакомительная версия.
Покинули город, и за окном поскучнело.
– Я давеча слышал одну историю… – начал лейтенант, и Мира хлопнула в ладоши:
– Да! Хочу историй! Расскажите, расскажите!
Он выложил одну, вторую, третью. Мира требовала еще. Шаттерхенд широко раскрыл закрома памяти, принялся сыпать былями и небылицами о придворных казусах, о смешных мещанах, о гвардейцах и барышнях.
– Еще, еще! У вас так все забавно! Право, я жалею, что не мужчина и не служу в гвардии!
Лейтенант до того увлекся, что начал было:
– Захожу я как-то в таверну на Дощатой, а там сидят две монашки и хохочут. Я к ним, гляжу: а они пьяные, как… эээ… гм, простите, сударыня, я что-то сбился с мысли.
– Нет, нет, продолжайте!
Но Итан пристыдил лейтенанта:
– Н… некоторые истории слишком грубы для ушей миледи.
Чтобы доказать обратное, Мира рассказала, как пила косуху с солдатами Шейланда. Когда окончила, умолкать не захотелось. Она вспомнила игру в прятки с мастером Сайрусом и то, как Инжи Прайс учил ее ремеслу асассина.
– Вы – п… прекрасная рассказчица! Вам бы романы писать, миледи…
– Ах, что вы! Такие пустяки! Вот лучше послушайте, как леди Иона гадала на картах – это была умора.
Карета поскрипывала, снег летел из-под копыт. Пролетала миля за милей. Мужчины ловили каждое слово Миры. Она не замечала времени, могла еще хоть сутки говорить, не умолкая.
– …И вот самое примечательное: все, что мы нагадали на крови Янмэй, сбылось в точности. Самоуверенность погубила Ориджина, и Крейг Нортвуд его не спас. Серебряный Лис разбил их внезапным ударом – все, как я сказала леди Ионе!
– Н… невероятно!..
Позже, как обещал извозчик, карета увязла в снегу.
– Вот теперь намучимся, – с хмурым удовлетворением изрек он и принялся мучиться.
Помогали и гвардейцы, и извозчики остальных карет. Вытолкали, тронулись, через милю застряли снова. При обеих остановках Мира бродила по целине и швыряла снежки, целясь в ступицу колеса. Она бы с радостью угостила снежком Итана, который все причитал: «В… вам не нужно, миледи! Вернитесь в кабину…» Но, сверив это желание со строгим кодексом внучки Янмэй, заметила несоответствие и пощадила Итана.
Снова тронулись, и Мира ощутила голод.
– Судари, простите, но у меня разыгрался аппетит…
Это высказывание тоже не отвечало кодексу: гордая внучка Янмэй должна была бы терпеть молча. Но Минерва допустила, что легкая капризность украшает девушку, и продолжила:
– Ведь мы скоро пообедаем, не правда ли?
– Как только прибудем в Колсворт, миледи. Через час или около того.
– Прекрасно! Поскольку, знаете, я очень проголодалась.
– Конечно, миледи, всего час – и мы будем в таверне.
– Я так рада это слышать! Один час – это же совсем немного. Вот в монастыре был кошмар: целый день трудишься без маковой росинки во рту. Остается только мечтать о курином крылышке или вареном яйце, или кусочке козьего сыра. Но один час – это мало, правда?..
– Совсем мало, миледи! Вы оглянуться не успеете.
– Надеюсь, что так. Один час я вполне могу потерпеть молча. Никакого труда для северянки – выдержать час без нытья. Мне представляется, даже дворянская честь требует, чтобы в данной ситуации я помолчала. И, конечно, в течение часа мой рот будет на замке. Но если вдруг мы задержимся в дороге дольше – я искренне верю, что этого не произойдет, но если вдруг!.. – тогда я вынуждена буду доверить вам тайну. Знаете, какую? Тайну о том, господа, что я голодна, как стая волков!..
* * *
В этом вот пугающе хорошем настрое Минерва прибыла в столицу Альмеры. Пожалуй, сейчас даже самое обычное село показалось бы ей милым и прелестным. Что и говорить об Алеридане – одном из красивейших городов на свете!
Восторг переполнял девушку, распирал изнутри и грозил разорвать на кусочки, если как-нибудь не дать ему выхода. Мира не могла усидеть на месте: все вокруг так любопытно, так прекрасно, столько всего нужно увидеть! Шапки снега на красных черепичных крышах, гирлянды фонариков над площадями, кони под праздничными пестрыми попонами, смешные фигурки Праматерей у дверей лавок… Вот, например, пышная Софья указывает бюстом на вход в бакалею, будто говорит: «Заходите! Здесь самые жирные колбасы!» Мира зажимала рот ладошкой, чтобы не смеяться на весь квартал. А вот – собор: обычно строгий, серокаменный, сейчас даже он смотрится весело. С фасада стекают дождики фольги и искрятся, будто целый водопад. Снег облепил горгулий, они зябко нахохлились, как птенцы. У входа стоит огромная очередь людей: на алтарь, видимо, вынесли Предметы. Взглянуть бы на них, но Мира никак не сможет выдержать медлительность очереди. Так что лучше посмотреть на людей – они так забавны! Все кажутся увальнями в своих тулупах и шубах, у всех шапки и платки так надвинуты, намотаны на головы, что лиц почти не видать. Но каждый постарался принарядиться: тот подпоясался дорогим ремнем поверх шубы; этот надел красные сапоги, а на них – галоши; вон та барышня пристегнула к тулупу песцовый воротник и совсем в нем утонула, только макушка торчит над мехом. Вдоль очереди ходят продавцы вина с бочонками, обвязанными шерстью: «Горррячее вино, добрррые люди! Всего за полтинку в честь пррраздника!» Люди протягивают кружки, которые взяли с собою из дому.
– Можно и мне вина, можно? – Мира подбегает к продавцу.
– Полтинка.
– Вот.
– Давайте кружку, барышня.
У Миры нет с собою кружки, в чем она признается, стыдливо ковыряя носочком снег.
– Как же так, барышня?.. Нехорошо…
– Я придумаю что-нибудь!
Сняв перчатки, она подставляет ладони лодочкой.
– Так не делается, вы же испачкаетесь.
Мира отвечает, мечтательно растягивая слова:
– Быть может, сударь, я того и хочу – испачкаться… Кто знает, не это ли девушке нужно для счастья?..
Продавец поддается на уговоры, и Мира пьет из рук, как кошка. Вытирает ладони и губы свежим снегом – и забывает обо всем, когда видит городской вагончик. Какой же он прелестный! Куколка! Хочется визжать от восторга! Покачиваясь на узких рельсах, блестя удивленно круглыми глазами-фонарями, вагончик проезжает площадь и становится против собора. Бойко звенит, зазывая пассажиров.
– Постойте, подождите! – кричит ему Мира. – Вы не смеете уехать без меня!
Подбегает, вскакивает внутрь. В вагончике пахнет деревом и лаком, вдоль стен ухабистые кожаные диванчики. Знающий себе цену кондуктор осведомляется басом:
– До какой станции изволит ехать барышня?
– Ой… Я хотела смотреть в окно и выйти на той станции, какая понравится.
– Стало быть, намерены кататься? – звучит грозно, как обвинение.
– Я питала робкую надежду на это… Но если кататься совсем непозволительно, то могу измыслить цель поездки. Знаете, у меня талант к постановке целей. Правда, с их достижением возникают сложности…
– Барышня впервые в Алеридане?
– Вы угадали, сударь.
Кондуктор смягчается:
– Тогда ладно, платите две агаты и езжайте. Но прежде чем выйти, спросите меня, как вернуться обратно. А то ведь заблудитесь!..
Выбрать станцию, которая понравится, оказывается трудной задачей. Нравятся все! И та, где дворец из розового кирпича, а у входа – копейщики в мохнатых шапках с кокардами. И та, где памятник коню – в смысле, юному принцу, конечно, но конь под ним огромен, а принц тщедушен, не сразу и заметишь. И та, где выстроен снежный замок на половину площади. В нем внутри – ледяные скульптуры Прародителей: целая толпа, добрых полсотни! Между скульптурами, визжа, носятся детишки. Мира боится – и не без причин – что если выйдет на слишком красивой станции, то начнет хлопать в ладоши от восторга и покажется полной дурочкой. Она выбирает остановку на ремесленной площади, где есть лишь крохотный островок красоты, зато очень изысканной. Из конской поилки вовремя не слили воду, и она заледенела, превратившись в хрустальный саркофаг, припорошенный снегом. Мира долго любуется им, воображая, какое сказочное существо – быть может, морозная фея или зачарованная принцесса – дремлет внутри хрусталя. Увлекшись фантазией, напрочь забывает обратную дорогу, которую описал кондуктор (вы все запомнили, барышня?.. – конечно, сударь, слово в слово!..). Принимается наугад искать путь к собору и теряется в лабиринте улиц – к огромному своему удовольствию.
Мира плутала по городу дотемна и получила множество впечатлений, а самым ярким из них оказался вкус гуляша. Она набрела на переулок: кривой, ступенчатый и такой узкий, что можно потрогать ладонями сразу обе стены. Мира не отказала себе в удовольствии пройти по нему. Переулок оказался тупиковым: он привел в глухой двор, посреди которого горел огонь, окруженный людьми, а над ним висел казан, полный пахучего варева. От кушанья разносился пряный, острый, резкий многоголосый запах. Мира поняла: это и есть сборной гуляш – традиционное праздничное блюдо центральных земель. Соседи приносят в общий котел разные овощи, травы, специи, мясо – кто что может. Выходит одно блюдо на всех, зато большое, сытное, вкусное. Весело готовить его вместе, а еще веселее – вместе пробовать. К этому как раз и шло дело, судя по запаху и нетерпеливым лицам людей.
Ознакомительная версия.
