— Но труба прерывается выше этого места, — заметил я.
— Это ничего не значит. Она просто заземлена, и ток идет в скалу. Вы должны помнить, что там есть «железный грунт», который не оказывает почти никакого сопротивления.
— А, верно! Значит, вертолет тоже был переброшен на эти камни?
— Да.
— И горючее взорвалось? Но ведь я выключил зажигание…
— Вследствие индукции в металле должны были возникнуть вихревые токи, настолько мощные, что металл тотчас же начал плавиться, — пояснил инженер.
Я опустил голову.
— Это пустое, ровное место было ловушкой… — прошептал я подавленно. — А я там приземлился. Хорошо приземлился… Но как можно было это предположить?
— Можно было! — резко ответил Арсеньев. — У нас были все данные: мы видели, что эта часть трубы находится под током… правда, слабым в то время, когда мы там были, но ток этот мог каждую минуту усилиться. Кроме того, мы выяснили, что эти камни — железная руда. Мы видели, что пустое пространство окружено грудой нагроможденных камней… Почему? Кто их туда сдвинул и зачем? Для нашего удобства? Нужно было думать! Думать!..
— Правильно, — подтвердил Солтык. — Но довольно об этом. Нужно решить, что делать сейчас.
Четыре шлема склонились над картой.
— По прямой линии от ракеты нас отделяет девяносто-сто километров очень пересеченной местности. Думаю, что я не преувеличиваю. Воды у нас мало, припасов тоже, а кислорода… — Арсеньев взглянул на манометр кислородного аппарата.
— Хватит часов на сорок, — сказал я.
— Даже меньше, так как потребуется большое напряжение сил. Вы знаете, как мы условились с товарищами. Если мы не вернемся до восьми вечера, Осватич полетит на самолете по акустическому следу. Будем надеяться, что он не потеряет его и долетит до кратера… где след обрывается.
Астроном взглянул на меня.
— Можно ли ввести самолет в ущелье?
Я закрыл глаза. Передо мною всплыли черные, раздробленные скалистые стены.
— Ввести можно, — сказал я, — но…
— Но что?
— Но повернуть нельзя. Самолет не может повиснуть неподвижно, как вертолет.
— Значит, любая такая попытка должна кончиться катастрофой?
— Да.
— Будем надеяться, что Осватич окажется… более рассудительным, — сухо произнес астроном. — Хорошо. В лучшем случае он сможет сбросить нам баллоны с провизией над краем обрыва.
То, о чем говорил астроном, было частью спасательного плана, разработанного перед нашим вылетом. Если Осватич не сможет нас найти, он сбросит на парашюте баллоны с провизией и кислородом, снабженные специальными, радиоаппаратами, автоматически подающими сигналы, так что разыскать их нам будет нетрудно.
— Ущелье мы прошли бы часа за два, — продолжал Арсеньев, — но стены кратера непроходимы. Независимо от выбранного маршрута мы не сможем добраться до ракеты раньше наступления сумерек, а до них осталось каких-нибудь двадцать шесть — двадцать восемь часов. Вы помните все эти ущелья и пропасти, над которыми мы летели? Я обозначил их лишь схематически, по фотографиям, которых больше нет. Итак, что вы предлагаете?
Наступило молчание; только свистел ветер, проносившийся над краями каменных глыб, и беспокойно трепетали углы карты, придерживаемые рукой астронома.
— Делая в час по четыре-пять километров и не останавливаясь, то есть теоретически, мы могли бы дойти до «Космократора» за сутки, — заговорил Солтык. — Но этот расчет нельзя принимать во внимание, ибо неизвестно, на сколько нас задержат все эти ущелья… и удастся ли вообще перейти или обойти их. Поэтому я предлагаю идти не на юго-запад, по направлению к ракете, а на восток, перпендикулярно тому пути, по которому прилетели…
Я с изумлением взглянул на инженера, а он спокойно продолжал:
— Радиус действия у наших передатчиков большой, но излучаемая волна идет только прямолинейно. Мы можем связаться с товарищами, только поднявшись на такую большую возвышенность, чтобы на местности не было никаких преград между нами и ракетой. Идти на плоскогорье в ту сторону, откуда мы прилетели, незачем, так как там находится Мертвый Лес со своим слоем ионизированного воздуха, отражающим радиоволны, как зеркало. Зато если мы дойдем вот сюда, — он повел по карте пальцем к восточному берегу долины, — и поднимемся на одну из этих вершин, быть может, нам удастся наладить связь…
— Быть может, — подчеркнуто повторил Райнер.
— Другого выхода я не вижу.
— Уверенности у нас, конечно, нет.
— Определить расстояние трудно, но нас от этих скал отделяет, пожалуй, не более чем пять-шесть километров. Прибавим к этому еще восемь… пусть девять, даже десять часов на подъем, и мы окажемся в точке, возвышающейся над всей местностью.
— Но озеро, на котором лежит ракета, окружено скалами, — напомнил я. — Вы учли это?
— Да. Перевал идет к северо-востоку, то есть прямо к этой группе вершин.
— Этот план кажется мне подходящим, — сказал я. — Если удастся наладить связь… то ракета прилетит к нам, и нам не придется ночевать…
— Мысль хорошая, — подтвердил Арсеньев, — хотя выполнить ее нелегко. Вы все согласны с планом?
Мы ответили утвердительно.
— Только теперь, когда у нас нет средств технической помощи, какими вооружила нас Земля, станет ясно, чего стоим мы сами, — произнес Арсеньев и, встав, обратился ко мне: — Вы самый опытный в альпинизме. Мы рассчитываем на вас.
— Выходим немедленно? — спросил я.
— Я хотел еще исследовать воду в озере, — может быть, она годится для питья.
— Ну что ж, идите туда, — сказал я, — а я пока осмотрюсь и поищу дорогу. Дайте мне свой бинокль, — попросил я Арсеньева, — он сильнее моего.
Товарищи начали спускаться, а я направился к группе стройных каменных башенок. Еще во время совещания я заметил, что две из них стоят очень близко друг к другу, напоминая раздвоенный каменный обелиск. Я втиснулся в щель между ними и, работая то ногами, то спиной, отталкиваясь руками, быстро выбрался наверх. Вначале мне еще были слышны обрывки разговора между Солтыком и Арсеньевым, потом, когда они исчезли за скалами, голоса в наушниках утихли.
Верхушка шпиля была не очень острая: там свободно можно было усесться, свесив ноги в пропасть. Я приложил бинокль к глазам: над обрывом, ясно вырисовывавшимся в поле зрения, торчали две вершины. Редкий туман, висевший в воздухе, придавал им свинцовый оттенок и стирал подробности рельефа. Я обнаружил скалистый гребень, поднимавшийся от осыпей и подходивший к главному массиву. Один раз мне показалось, что беловатое облако, двигавшееся по одной из замеченных мною вершин, вдруг исчезло. Это могло означать, что между нами и этой вершиной лежит еще одна долина. Я всмотрелся внимательнее, но не увидел ничего, что могло бы возбудить подозрения, и решил товарищам об этом не говорить. Вскоре их голоса снова послышались в наушниках.
