И они рассказали ей обо всем - начав с того, что открылось Николасу в Винчестере, и кончив тем, как они прервали допрос Гериета, получив сообщение о несчастье с лодкой Мадога. В конце их рассказа Элин нахмурилась, и по лицу ее промелькнула едва заметная тень тревоги.
- Выходит, этот стражник ввалился и давай кричать, что двое монахов потонули в реке? Он, наверное, и имена их назвал? А Гериет все это слышал?
- Точно не скажу, но вроде бы имена я сам назвал,- отвечал Хью.- Должен заметить, что известие это подоспело для Гериета прямо-таки вовремя. У него уже сил не оставалось больше изворачиваться. Теперь, конечно, он соберется с мыслями, хотя я сомневаюсь, что это ему поможет.
Элин умолкла и больше не возобновляла этот разговор, пока Николас, совершенно измотанный бурей, долгой поездкой верхом и всеми потрясениями прошедшего дня, не отправился спать. Когда он ушел, Элин отложила свое рукоделье, подошла к мужу, присела рядом с ним на стоявшую у неразожженного очага скамью и нежно обняла его.
- Хью, милый, - шепнула она, - мне надо тебе кое-что сказать. Но только тебе - Николас не должен ничего знать, во всяком случае пока все не уляжется и не станет на свои места. Может, ему лучше было бы вообще так ничего и не узнать, но он, наверное, со временем сам догадается, по крайней мере кое о чем. Но ты нам сейчас очень нужен.
- Кому это нам? - спросил Хью, обнимая жену за талию и привлекая ее к себе. Он как будто не был слишком удивлен словами Элин.
- Мне и брату Кадфаэлю, кому же еще?
- Так я и думал,- с улыбкой сказал Хью,- а я-то сдуру еще недоумевал: ведь он больше всех хлопотал вокруг Хумилиса, носился с этой поездкой, а потом сгинул невесть куда. Непохоже это на него, наш Кадфаэль никогда не бросает дело на полпути.
- А он и не бросил. Сейчас он заботится как раз о том, чтобы оно благополучно завершилось. Так что, если малость попозже услышишь, что кто-то возится в конюшне, не спеши поднимать тревогу. Будь уверен, это Кадфаэль ставит лошадь в стойло, а ты ведь его знаешь - он сначала о коне подумает, а уж потом о себе.
- Сдается мне, что твоя история будет долгой,- промолвил Хью,- не худо, чтобы она оказалась к тому же и интересной.
Нежные, шелковистые волосы Элин коснулись его щеки. Он обернулся и ласково поцеловал ее в губы.
- Конечно, тебе будет интересно, ведь речь пойдет о жизни и смерти. И вот еще - раз уж вышло так, что Адам Гериет узнал о гибели больного крестоносца и его спутника, тебе придется завтра же с утра поспешить к нему и сказать, чтобы он не горевал,- все обстоит не так уж трагично.
- Ну-ка,- попросил Хью, ухмыляясь,- расскажи мне, как же все обстоит на самом деле.
Элин уютно устроилась в объятиях мужа и поведала ему обо всем.
Более двух дней по обоим берегам реки множество людей без устали искали тело Фиделиса. Обшарили все места, куда обычно выносит течением то, что попало в воду, но единственным, что удалось обнаружить, оказалась монашеская сандалия, выброшенная на песчаную отмель близ Атчема. Видать, ее сорвало с ноги несчастного утопленника. В большинстве случаев тела утонувших в Северне выносило на берег, но на сей раз вышло иначе. Никому, никогда и нигде не суждено было больше увидеть брата Фиделиса.
Глава четырнадцатая
На похороны брата Хумилиса в аббатство Святых Петра и Павла съехалась вся шропширская знать и представители большинства бенедиктинских обителей графства. От Шрусбери присутствовали шериф и провост города, старейшины цехов и именитые купцы. Большинство из них никогда не встречалось с Хумилисом, но трагические обстоятельства его гибели никого не оставили равнодушным, к тому же все знали, какую славу стяжал он в Святой Земле, прежде чем облачился в рясу. А поскольку столь замечательный человек родился и закончил свои дни в этих краях, жители Шрусбери считали его своим земляком и гордились этим. Похороны обещали стать заметным событием, тем паче что покойного должны были предать земле в самом храме - высокая честь, какой удостаивали очень немногих.
За день до церемонии из Лэ прискакал Реджинальд Крус. Он испытывал мстительную радость, узнав, что злодей, осмелившийся поднять руку на его сестру, заключен в темницу и не избежит заслуженной кары. Реджинальд был убежден, что суд признает его виновным, и шериф не дал ему повода усомниться в этом.
Реджинальд с интересом разглядывал затейливое колечко с эмалевым узором, лежавшее сейчас на его широкой ладони.
- Да, да, я его помню,- сказал он Николасу.- Странно, что преступника вывела на чистую воду именно эта маленькая вещица. А ведь у Джулианы, помнится, было и другое колечко, тем она дорожила куда больше. Может быть, оттого, что оно было подарено ей еще в детстве. Годфрид прислал его ей в знак обручения. Это было старинное кольцо, семейная реликвия Мареско - из поколения в поколение старший в роду вручал его своей невесте. У Джулианы тогда и пальчики-то были тоненькими - колечко свалилось - так она, по словам отца, прицепила его на цепочку и носила на шее. Я уверен, что его она тоже взяла с собой.
- Но в перечне ценностей, которые ваша сестра повезла в Уэрвелль, ни о каком другом кольце не упоминалось,- сказал Николас, забирая у Реджинальда драгоценную безделушку.- А это я обещал вернуть жене ювелира в Винчестере.
- Так ведь в этом списке были указаны ценности, которые она собиралась отдать обители в качестве вклада. А подарок лорда Мареско Джулиана, наверное, решила оставить себе. То кольцо было золотое, в виде змейки, с глазками из красных камушков. Чешуйки на нем, вроде бы, от времени совсем поистерлись. Интересно,- задумчиво произнес Реджинальд, - где оно теперь? Да только и найдись оно, некому было бы подарить его своей нареченной - ведь род Мареско пресекся.
"Не осталось никого из рода Мареско, - подумал Николас,- и нет больше Джулианы. Двойная утрата, и такая горькая - ее не восполнить ничем, и даже то, что злодей поплатится за совершенное преступление - слабое утешение".
- А еще эта женщина сказала мне,- сказал он вслух,- что если Джулиана все-таки жива и захочет вернуть себе это кольцо, то она согласна отдать его ей за такую цену, какую я сочту справедливой.
Про себя Николас подумал: "Господи, да если бы это случилось, то будь у меня столько золота, сколько у короля и императрицы вместе взятых, я все-таки был бы не в силах отплатить ей за такое счастье".
Последние несколько дней брат Кадфаэль неукоснительно следовал монастырскому уставу, не пропустил ни одной службы и всячески усердствовал в трудах, словно стараясь, как признавался он сам себе, загладить перед небесами свою провинность и заручиться столь необходимой ему поддержкой. Он был уверен в том, что предстоящая развязка обернется благом и для аббатства, и для всего их ордена. Теперь, когда душа Хумилиса распростилась с телом и обрела покой, монаху надо было подумать и о спокойствии душ тех, кому суждено было жить дальше. В том, что это благочестивая цель, он не сомневался. Но вот в том, что избранные им для ее достижения средства столь же безупречны, уверенности у него не было. Но что делать - выбирать не приходилось, а в отчаянном положении утопающий хватается и за соломинку.
