Я зажмурился.
Щелчок. Еще щелчок. Еще, еще, еще! Что ж не перезарядил?!
– А-а-а!.. – заорал он яростно, брызжа слюной, и принялся молотить меня ногами в щегольских штиблетах...
...И я выстрелил снизу вверх трижды на третьем ударе, а когда он стал валиться на меня, напрягся и толкнул что было сил. Мертвое тело Топоркова загрохотало вниз по лестнице. Прощаться не будем, Афанасий Тимофеич, подумал я вяло. Скоро увидимся.
Умирать? Или ползти? Или умереть в дороге?
Я выплюнул кровь.
Ты не справился, – прозвучал голос в моей голове. Но это был не Харон. Это был мой большой друг, Человек Равновесия. – Я отпустил тебя. Но ты даже уйти не мог. Ты никчемный.
Вот тебе, с-сука, сказал я мысленно. И мысленно сделал самый яростный неприличный жест – нет, два неприличных жеста!
И пополз.
На каждую ступеньку я взбирался, как на гору, цепляясь руками и толкаясь здоровой ногой. Преодолеть пролет было для меня равносильно подвигу. Боль была такой, что темнело в глазах, а сердце то и дело пропускало удар. Ни мыслей, ни чувств, только команда: ПОЛЗТИ.
Семь ступеней, пролет... Еще семь ступеней – седьмой этаж. Осталось совсем немного. Нужно постараться.
Больно и досадно. Больно – от ощущения уходящей жизни, а досадно... Ведь почти успел. Через такое пройти, и в последний момент... Не это ли ощущали русские солдаты в войну, погибая при штурме рейхстага, когда уже вот она – победа, протяни только руку...
Восьмой этаж.
Сил нет. Ничего не вижу. Не смогу. Не получится...
Тусклый голубоватый свет на этаже и шесть одинаковых пар дверей.
– Ты не успел, – сказал голос сзади. Все-таки пришел... посмотреть, как я умираю. – Время вышло.
Я выплюнул комок крови.
– Врешь ты все... – хрипы вместо слов.
– Испоганил своей кровью весь пол! Слабак. Ты не смог. Харон предлагал остаться!
– У меня... еще минута... две...
– Ты не успеешь определить, какие из дверей – твои.
Я медленно, превозмогая себя, чуть отодвигая стоящую рядом смерть при каждом движении, пополз к крайним правым дверям, самым ближним ко мне. Сзади раздался возглас – в нем были удивление и досада.
Я боднул двери головой. Они открылись внутрь.
Пол заканчивался в полуметре впереди. Дальше обрыв – и пустота.
– Game over, – сказал я – не столько ему, сколько самому себе.
– Стой! – бессильно заорали сзади. – Ты не успел! Время вышло!
– Пошел ты, гнида... – сказал я и попытался улыбнуться.
Как там говорил Харон? В этом мире только смерть реальна, все остальное – обман. Прекрасная возможность убедиться в правдивости его слов.
Я заорал, захрипел, застонал, преодолевая последние сантиметры... И на упрямстве, на вредности, обхватив мертвыми пальцами ровные спиленные края паркетной доски, толкнул тело вперед и полетел вниз, в серую пустоту.
Я умер уже в полете.
– Начинаем деактивировать навигационные поля.
Странно.
Звук есть, а изображения нет. Перед глазами черно.
Но главное – нет боли. Восхитительное ощущение.
– Пошла деактивация. Поле один... Поле два...
– Помедленнее, куда ты гонишь? Сорвем бэк.
– Поле три...
– Пространственный модуль – норма...
– Временной модуль – норма...
Что за странный язык, на котором они говорят? Раз нет боли, значит, я на небесах? Но ангелы не могут так разговаривать.
– Доктор, что с давлением?
– Сильно повышенное. И мне не нравятся его руки. Мышцы не расслабляются. Посмотрите на пальцы.
– Дайте немного времени.
– Поле сорок один...
– Что это на экране?
– Места виртуальных ранений. Видите, здесь и здесь – раны затягиваются.
– Пульс выравнивается. Давление приходит в норму.
– Включайте сканер.
– Поле шестьдесят четыре...
– Организм поразительной силы. Взгляните на это.
Судя по тому, о чем они говорят – я в дурдоме. Может быть, на небесах... А что? Возможно, в раю есть свои сумасшедшие дома. Для спятивших ангелов, например.
– О чем это он?
– Считает, что попал в сумасшедший дом в раю. Нормальная реакция.
– Поле девяносто семь...
– Открывайте шлюзы.
– До окончания деактивации запрещено вынимать саркофаг.
– Я знаю.
– Поле сто двенадцать...
А может, меня утащили инопланетяне, и я теперь у них на корабле. Подлечили, начнут ставить опыты. Судя по диалогам, очень похоже на инопланетян. Правда, странно то, что они говорят по-русски...
– О чем он?
– Дешифратор барахлит... Думает, что мы инопланетяне.
– Каким образом ему вообще удается нас слышать?
– Разработчики считают, что во время бэк это необходимо. Поговори с ними.
– Кто там катит баллон на разработчиков?
– Я просто хочу понять...
– Поле сто тридцать. Скорость деактивации повышается.
– Психосоматическая кривая – норма...
Судя по голосам, их человек десять. Впрочем, люди ли они? Может, это великаны с крысиными головами... А что? Почему бы этому кошмару не стать реальностью?
Я по-прежнему ничего не вижу и не могу пошевелиться. Подождем. Когда-нибудь они ведь должны закончить свою деактивацию.
– Все функции организма в норме.
– Поле сто семьдесят. Деактивация завершена.
– Шлюзы открыты.
О черт, что происходит?!
– Датчики сняты. Выровняйте скорость массажного механизма до положения «стандарт».
– Девять часов неподвижности. Я бы не согласился.
– А его никто и не спрашивал.
Площадка, на которой я лежу, ритмично вибрирует и покалывает крохотными разрядами тока.
– Это не вредно?
– Все апробировано. Зато сейчас он встанет и будет, как огурец.
Площадка пришла в движение, потом остановилась.
– Саркофаг на позиции один.
Пауза.
– Ну... С богом, ребятки.
Зашипело, задвигалось; основание площадки начало подниматься – я оказался в вертикальном положении. Ворвался свет – но неяркий, вполне терпимый для глаз.
Зрение было расфокусировано секунду; потом я увидел людей. Обычных людей, ничего сверхъестественного. Никого из них не зна...
Откуда-то справа появился конферансье Дюкин в белом халате с дружелюбной улыбкой на лице. Протянул руку:
– Добро пожаловать домой, Артем.
Сидящий напротив меня человек сиял, как тульский пряник. Румяное лицо, сахарная улыбка до ушей... Но во всем этом без труда виделась неестественность, нарочитость. «Изображаем радость». А именно это Виктор Владимирович Сотников делал отвратительно. Наверное, притворяться радостным – единственное, чего он не умел никогда. Может, его и учили в его разведке, но зачет он скорее всего не сдал.
И мне сейчас, говоря откровенно, смотреть на него было противно.
– Ты чего такой кислый?! – фальшиво-весело воскликнул он. – Знал бы, какие результаты по тесту...
