Руна, повернувшись к Луне, взяла мужа за руку:
- Не говорила я допреж про родню свою, потому что сказал мне Старый Корч, давно, когда первый раз увидал ты меня, Луня, что мать твою гремы убили, и думала я, что разгневаешься ты, про племя тебе ненавистное услыхав...
Луня обнял жену, поцеловал, сказал негромко:
- Ныне мир изменился, Руна. Прошлые дела в прошлом остались, сейчас другие заботы. Помогли нам гремы, чем смогли, когда повстречали мы их на пути своем. Теперь не враги они нам, а союзный народ в борьбе с общим врагом. И союзность эту я ломать из-за старой обиды не буду. А теперь давай-ка, чародейка, спать ложиться, а то после полуночи мне в дозор вставать.
Они улеглись и вскоре уснули, но Шык так и не прилег. Присев на валежину, он долго смотрел на спящих, что-то бормотал, доставал из своей котомки разные камешки, палочки и перья, крутил их в руках, подбрасывал, прикладывал к глазам, а потом, довольный, усмехался, и снова сидел молча и тихо, и лишь когда пришел Лунин черед в дозор идти, волхв лег на свое место и уснул...
* * *
Утром, доев остатки вчерашнего хлёбова, пошли дальше. Когда солнце перевалило за полдень, Руна уверенно и безошибочно вывела путников к краю леса у самого Дома. Тут и остановились - отдохнуть и осмотреться.
К Дому решили идти все вместе, но налегке, оставив вещи в укромной берложке под выворотнем громадной сосны. Проверили оружие, приготовили луки. Шык, покопавшись в своей котомке, вытащил сухой мышиный хвостик, трижды обмахнул им всех и произнес отводящее чужой глаз заклятие. Теперь если кто и заметит издали путников, то за людей не сочтет - то ли деревьями, то ли корягами, то ли столбами покажуться они ему.
День выдался ветренный, слегка похолодало. Шумел лес, деревья роняли обломки сухих веток, с сосен летела отмершая хвоя, падали шишки. Лес здешний был, как Луня сказал, "разный", и вперемешку росли в нем и березы, и осины, и сосны, и кустовая мелочь вроде дикой малины и колючего шиповника.
Руна предложила попробовать пройти к Дому подземной тропой, той самой, по которой в страшную ночь изгнания Старый Корч увел семью от верной гибели в лес. Но Шык, поразмыслив, решил - по верху надо идти, под землей если в засаду угодишь - все, считай, пропали, а на заросшей кустарником и редкими березками плосковине, что тянулась от леса до самых стен Дома, можно было и спрятаться, и бой принять.
Пошли. Дом появился не сразу - сперва пришлось долго пробираться по разнотравью, обходить цветущие кусты калины и корявые дикие яблони, но вот показались высокие серые стены и голые стропила, и Руна невольно охнула.
Дом был разорен и разрушен. Крепкая некогда изгородь повалена, только угловые столбы, сработанные из стволов двуохватных дубов, упрямо торчали в серое не по-весеннему небо, словно идолы или могильные знаки чужого и неведомого народа.
Сбитые воротины лежали в густой траве, и зеленые ящерки грелись на покрытых бурой патиной бронзовых накладах. Колодец посреди двора завален подгнившими бревнами, сарай сожжен до тла, лишь головешки грудой лежали на пепелище. Идолы богов, что стояли во дворе, были повалены и порублены топорами находчиков, каменное корыто-поилец расколото, и серые стены самого Дома, сложенные из дикого камня, закопчены и разрисованы грубыми личинами.
- Да-а... - протянул Шык: - Нагадили хуры, пёсья их загрызи! А какой Дом был, а! Эх...
Руна, увидав разор, царивший всюду, не выдержала - заплакала, уткнувшись мужу в плечо. Луня, как мог, утешал её, но и у самого горло сжималось от горечи и злости на поганых разорителей - зачем так то?! Ведь сохранить могли, сами поселиться, на худой конец! Нет, все разрушили, сожгли, изгадили и испакостили, словно не люди они, а нелюди.
Сам Дом устоял, но лишился крыши. Хуры посбивали ставни, изрубили на куски входную дверь, а внутри поломали перила галереи-гульбища, разметали в шепки столы и лавки, проломили полы, разрушили Большой Очаг. Из дыр в полу уже поднялась трава, вьюнки заплели кое-где стены, а в углу одной из стропилин свили гнездо вороны.
Шык, первым переступив порог Дома, нахмурился:
- Гарцы тут летают, весь дух жилой выдули из стен этих. А в подполье, чую, аспиды угнездились, ежели бы мы тропой поземной пошли, как раз на них напоролись бы, их там не меньше двух десятков.
Зугур, держа наготове секиру, поднялся по замусоренным скрипучим ступеням наверх, прошелся по гульбищу, заглянул в гостевые комнаты, удивленно присвистнул и позвал остальных:
- Э-гей! Тут костяк чей-то, людской вроде. Давно убит, плоти не осталось. Но не пойму я - что за человек, откуда?
Путники следом за вагасом поднялись на гульбище, подошли к Зугуру, стоящему на пороге одной из комнат. Когда-то вход в неё был завешен покрывалом, ныне же сохранились лишь бронзовые крючья, вбитые в стену. Внутри комнаты валялись порубленные и обожженые доски, у стены на боку лежала лавка, какие-то грязные тряпки, а от окна скалил зубы на непрошенных гостей человечий череп, увенчивающий груду потемневших костей, лежащих пополам с обрывками одежды.
Шык поднял руку, стойте, мол, тут, сам шагнул вперед, приблизился к костяку и присел возле него, поводя ладонями по сторонам. Потом глухо сказал:
- Подойдите, осторожно только. Тут кое-что интересное есть. И непонятное...
Зугур, присев рядом с волхвом, протянул руку и выволок из-под тряпья недлинный меч с костяной рукоятью, весь бурый и щербатый, словно бы покрытый толстым слоем запекшейся крови. Шык острожно снял с шей мертвяка амулет на кожаном шнурке - круглый каменный кружок с вырезанной головой орла посредине. Зугур тем временем, скривившись от брезгливости, продолжал копаться в остатках одежы давно убитого человека и вскоре положил рядом с мечом наборный войский пояс, ратную руковицу с бронзовыми бляшками, скрученый из двух златых цепочек шнур с застежкой и кожаный сверток, нетяжелый, но плотный.
- Кто ж такой это, дяденька? - спросил Луня, через плечо волхва разглядывая кости. Шык вздохнул:
- Это кто-то из восходных земель, но кто он родом - не пойму. Меч, что Зугур вытащил - железный, омской работы, и цены немалой. Амулет орлиный богу горных ветров посвящен, ему, видать, этот мертвяк и поклонялся. Бог этот, как омы верят, меж вершин их гор носится, насылает на людей беды всякие, но может и благо сделать, засуху победить, туч нагнав, к примеру.
- Так, стало быть, ом это! - сказал Луня: - Оружие омское, амулет тоже.
- Только это. Все остальное чужое, и одежда, и рукавица вот. - Шык встал, внимательно поглядел на пустой череп: - И череп не омский. Этот человек при жизни скорее на джава был похож, или на жителя страны Ор-х-гван. Но и тут все не то - там так не одеваются. А самое главное - не могу понять я, как погиб он, кто убил его. Ни следов чар, ни оружия я не вижу, да и болезнь тоже стороной его обходила - здоровый был муж, годами не старый. Может, яд? Не знаю...
