руках Давета. От убегающего сотрудника остался только ветер и энергия, приносящая ноющую боль по всему телу.
Оставшиеся только проводили его взглядом.
— Не понимаю, что его так расстроило, — озвучил мысли Адам.
— Если это понадобится, он расскажет, — профессор встал, — А насчёт всего этого… Я проведу опрос, как ты сказал. Но боюсь, мы можем нарваться на гнев Правительства. И если придёт Уоти, то прости, я прекращу это исследование.
— Я всё понимаю.
Они попрощались. Адам двинулся в сторону дома, где планировал дочитать историю Лолиты.
«…«От этого ничего не изменится, Лолита. Ты только зря тратишь энергию. А она тебе понадобится».
Не знаю, кто это был, но я подумала, что знаю его. Неужели это могут быть голоса других высших? Тех, кто подобно Анашу существуют вне времени? Если это так, и они наблюдают за мной, то помогут мне, если я буду делать что-то не так. Во всяком случае, я на это надеюсь. Любая помощь мне пригодится.
Это было десятое декабря. Пятнадцатого года».
«Несмотря на все тренировки и знания, что я им дала, никто до сих пор не познал истинное «Я».
Они быстро усваивают информацию, но что-то мешает. Даже Савитр, который сверхурочно медитирует, не достиг никаких результатов. И самое печальное то, что я не понимаю, в чём дело. Я не могу им ничем помочь.
Мои же силы стабильны. После большого скачка наступила стабильность. У меня до сих пор мало энергии, поэтому приходится ограничиваться проверенными тренировками. Из-за того, что сад уже полностью восстановлен, мне пришлось найти другую цель. И она нашлась. Есть одинокая скала, которую я хочу немного украсить растительностью. На её вершине в моём воображении рисуется Ашока с его ароматными оранжевыми цветами.
Всё ближе становится тот день, когда мне придётся открыть свою историю миру. Но я до сих пор не уверена в том, что это правильно.
Это было двадцать второе июля. Пятнадцатого года».
«Один из джайнов, который обучался познанию, сошёл с ума.
Всё же было бы лучше, если бы никто из них так и не смог ничего достичь, чем всё это… Я до сих пор удивляюсь тому, как подсознание может за мгновенье накопить невообразимое количество энергии и сделать с ней столько всего. В основном ужасного.
Джайн напал на другого во время медитации. Он просто сжёг его. Огонь поглотил беднягу за секунды. Я услышала его громкие мысли перед смертью. Он звал меня…
Безумный джайн бросился и на меня, как только я оказалась достаточно близко. Он атаковал сгустками энергии, будто знал, что большая концентрация её в организме — верная дорога к смерти. Джайн кружился вокруг меня, пока я отбивалась и старалась уловить его потоки. Его отвлёк Савитр, прибежавший на огонь вместо того, чтобы бежать от него. И это помогло мне.
Я не знала, что делать, поэтому направила свою энергию в него. Джайн сразу упал и стал биться в конвульсиях. Его глаза наполнялись кровью, пока я наблюдала и пыталась найти в своём сознании способ помочь ему. Но он погиб.
Это было третье сентября. Восемнадцатого года».
«Поразительно, но до последнего я считала, что не смогу перемещаться, как это делали Анаш и Нангананг.
Это очень непривычно и ощущается так, будто меня заново собирают на кузнице. Тело прошибает жар, а затем — холод. Ток проходит даже по волосам. Мой вестибулярный аппарат не привык к подобным фокусам. В ту миллисекунду, когда происходит перемещение, сознание кружится в колесе, а потом ты стоишь на плоской поверхности, не двигаясь. В этот момент притяжение действует с ещё большей силой. В первые несколько перемещений я еле стояла на ногах из-за этого.
Безумие джайнов больше не повторялось. Среди некоторых я заметила только разочарование из-за череды неудач. Мне остаётся только подбадривать их.
Это было восемнадцатое октября. Двадцать первого года».
«Начали погибать те, кто был совсем молод.
Когда джайны вернулись в Сонагири, я даже не думала о том, что когда-то увижу их смерть. Единственный пожилой джайн, который был у них ачарием до меня, скончался во время моего странствия. И тогда мне это показалось естественным. Ведь он был немолод. Но все остальные для меня до сих пор молоды. Я не вижу их сморщенных лиц, исхудавшего тела, сухой кожи. Я смотрю в их глаза и вижу тех самых молодых людей, что пришли в Сонагири двадцать лет назад. Боюсь даже представить, когда…
Я не позволяю себе думать о подобных вещах. Они отвлекают меня и делают слабой. Но сердце ноет, и я не могу не думать.
Это было двадцать первое января. Двадцать пятого года».
«Я не сдержалась.
Я поддалась порыву и отправилась в Осло. Многое изменилось, но столько же осталось прежним. Город стал значительно шире и выше. От прежних маленьких домов остаётся всё меньше. Там, где раньше был мой дом теперь стоит высотка с десятками квартир. Наверняка в одной из них, живёт мама с Кайо… Я этого даже знать не хочу.
То здание, где был психологический центр Нильсена осталось неизменным. И директор там Пётр. Мой Пётр. Сначала я думала заговорить с ним, но увидев рядом с ним женщину с юной девочкой… Всё стало ясно. Когда он повернулся в мою сторону, я убедилась, что связь всё ещё есть. Как же это грустно звучит даже в моих мыслях.
Конечно же он не увидел меня. Для него я уже зрелая женщина с потухшими глазами цвета иолита. И беловолосая версия меня с небесными глазами никак не вписывается в его представления.
Из интернета я узнала, что центр перешёл ему после самоубийства Нильсена, что у него действительно семья, что он написал несколько работ по психологии и теперь выдающийся учёный в этой области.
Несмотря на трудности, у него всё неплохо. И я рада, что он живёт нормальной человеческой жизнью.
Я бы нашла тебя в следующей жизни, если бы люди имели свойство перерождаться.
Это было одиннадцатое марта. Двадцать пятого года».
«Я похоронила Савитра.
Он до последнего верил, что сможет познать истинное «Я», но, к сожалению, его ожидание не оправдалось. Я не могла смотреть в его потухающие глаза, когда он лежал при смерти. Савитр чувствовал это и держал мою руку до конца. Джайны соорудили костёр, и я подожгла его с помощью силы, как у нас с недавних пор положено.
Он был последний джайн из тех, кто пришёл в заброшенный Сонагири. Я чувствую, что многие джайны перестали видеть во мне
