– А если им все же удастся застать Хосин в пору цветения?
– В таком случае мы должны им помешать, даже ценою своей…
Договорить он не успел. На приборной консоли вспыхнул красный огонек, и тут же заверещал сигнал тревоги. Ху Цзюнь кинулся к пульту.
– Поздно! – выкрикнул он.
31
Покинут парус золотой
Евгений Гаркушев
Хриплый голос Карташова прозвучал, словно забитый помехами звук с затертой дорожки древнего черно-белого фильма. Но Аникеев ничего приятнее в последнее время не слышал. Голос старого товарища, и совсем без акцента! Как бы хорошо ни говорили по-русски коллеги, русский не был их родным языком.
– Как ты здесь оказался, дружище? – поинтересовался Пичеррили.
Черные глаза итальянца были широко открыты, а лицо исказила гримаса удивления.
– Просто прошел сквозь стену, – тихо сказал Андрей. – Не ожидали?
Булл смотрел на чудом воскресшего русского с нескрываемым страхом. Спокойствие сохранил только француз. Жан-Пьер мгновенно оказался рядом с Карташовым, взял его под руку и заявил:
– Главное – спокойствие! Не пытайся больше проходить сквозь стены. И вообще, двигайся крайне осторожно. Договорились?
– О, я многое могу, – улыбнулся Андрей.
– Мы все многое можем. Но не стоит переоценивать свои силы, верно? Пойдем обратно в медицинский отсек?
– Правильно! – обрадовался Аникеев. – Нужно срочно провести обследование. Как же здорово, что ты пришел в себя!
Карташову захотелось сделать вновь обретенным друзьям что-то приятное. Поделиться своей радостью. Показать зеленый Марс.
Он мысленно потянулся к переборке, намереваясь сделать ее прозрачной. Пусть друзья поймут, что мир устроен сложнее, нежели им кажется! Пусть Марс предстанет перед ними во всей красе!
Переборка обретать прозрачность не захотела.
Андрей встряхнул головой, коснулся рукой стены, намереваясь пройти сквозь нее. Стена оказалась неожиданно твердой.
– Голова кружится? – участливо спросил француз. – Ничего, ничего! Не нужно было так резко вскакивать! Главное, тебе стало лучше и ты поправишься!
– Все будет хорошо, Андрей! – подхватил Аникеев.
– Я знаю, – сипло ответил Карташов. – Мне бы воды… А лучше апельсинового сока.
– Будет тебе сок. Прямо из солнечной Сицилии! – воскликнул Пичеррили. – Из моих собственных запасов!
Булл наконец опомнился и заявил:
– А у меня есть пятьдесят граммов чистого виски. Восемнадцатилетней выдержки. Считай, ты их заработал, парень!
– Я больше не пью. Как Цурюпа, – грустно поведал Карташов.
Аникеев подозрительно взглянул на товарища, но говорить ничего не стал. Хотя на языке вертелась вечная малоросская сентенция: «Якщо людына нэ пье, вона або хвора, або подлюка». И с Цурюпой все было совсем не ясно… Кто это вообще такой?
* * *
На мониторе мерцало экстренное сообщение – всего несколько иероглифов. Чжан Ли слегка отодвинул Ху Цзюня от экрана и прочел:
– Учитель не высказывался о чудесном, силе, смуте, духах.
– «Лунь юй», седьмая глава, – пояснил Ху Цзюнь.
– Экстренное сообщение имеет приложение, – добавил Чжан Ли. – Мы начинаем тормозить позже запланированного. Большеносые снова ускорились, едва не врезались в комету. У тебя, конечно, есть соответствующая цитата из Конфуция?
– Относительно русских и кометы? Боюсь, нет.
– Относительно нас!
Ху Цзюнь встал по стойке смирно, насколько это было возможно в невесомости, и ответил:
– Учитель сказал: если хороший человек учил людей семь лет, их можно посылать в сражение.
Чжан Ли неспешно кивнул, принял максимально почтительную позу и сказал:
– Нас учил не один хороший человек на протяжении более долгого срока. Мы готовы сразиться.
Декларировав намерение победить или погибнуть, товарищи погрустнели. Каждый час, выигранный в гонке к Марсу, уменьшал их шансы на выживание. Если русских и американцев посадочный модуль и корабль возвращения уже ожидали на орбите Марса, то их «билет обратно» отставал, катастрофически задерживался. И все-таки они постараются прийти первыми, постараются выжить!
– Плотность гравитационного луча повысилась на тридцать процентов, – сверившись с приборами, сообщил Чжан Ли. – Мы можем ускориться еще сильнее!
– Нам не хватит топлива для того, чтобы вернуться на орбиту. Даже теоретически, – откликнулся Ху Цзюнь. – Торможение сожжет наши запасы.
– Если мы будем первыми, не так важно, вернемся мы или нет, – заявил Чжан Ли. – Если мы будем вторыми и не вернемся, о нас никто и не вспомнит.
– Скотта вспоминают. Иногда, – хмуро ответил Ху Цзюнь.
– Но Амундсена гораздо чаще. К тому же мы не можем не выполнить задания партии, хотим мы того или нет. Что значат наши жизни по сравнению с благополучием Поднебесной и пути, по которому пойдет история?
– Главное – правильно выбрать путь и не сходить с него, – согласился Ху Цзюнь. – Мы свой путь выбрали давным-давно.
* * *
– Организм сильно обезвожен, – заявил Жобан, завершив обследование чудом ожившего Карташова. – Странно, мы ведь постоянно вводили физраствор внутривенно. А в остальном – словно бы с вами ничего и не случалось, коллега. Поистине, возможности человеческого организма безграничны!
– Вы даже не представляете – насколько, – устало улыбнулся Андрей. – Причем откуда только силы берутся!
– Поспишь? – заботливо спросил Аникеев.
Карташов посмотрел на командира с ужасом.
– Да я уж выспался, Слава! На много дней вперед.
– Да… Наверное… Но ты еще слаб.
– Значит, надо восстанавливать силы. Работа – лучшее лекарство.
– Работы много. Сейчас сворачиваем парус, через три часа начинаем тормозить. Чем быстрее мы состыкуемся, перегрузимся и сойдем с орбиты, тем больше у нас шансов обогнать китайцев. «Лодка Тысячелетий» по траекторным возможностям начинает отставать, но тайконавтам не нужно пересаживаться с корабля на корабль…
* * *
И закрутилось.
Оранжевый шарик Марса рос прямо на глазах, набухал, словно апельсин в чудо-оранжерее. Космонавты без устали вращали лебедки, подтягивали одни стропы, ослабляли другие. Многокилометровый парус стягивался, превращался в мягкий золотистый комок. Увы, собрать дорогой и сверхсекретный парус из каэтана обратно в контейнер не удалось бы при всем желании, но и оставлять перед собой простыню размером в сто квадратных километров крайне неразумно. Если просто отстрелить стропы, парус уйдет в свободный полет. Что будет, если корабль его зацепит? Лучше не экспериментировать. И не оставлять после себя много мусора.
Булл и Пичеррили работали снаружи, в открытом космосе. Аникеев не покидал рубку управления. Жобан носился то туда, то сюда: рук не хватало. А Карташов, попытавшись свернуть парус усилием воли, потерпел фиаско и понял, что нужно привыкать к обыденной жизни. Очень хотелось рассказать командиру и другу о своих приключениях на зеленом Марсе, только Аникееву было совсем не до этого…
