— (Они обещают не предпринимать никаких действий против нас. Что бы мы ни решили, они не будут препятствовать — ради меня. Но я видел истину: у них не осталось выбора. Они должны обсудить свои дальнейшие действия.)
Я кивнул, мои кулаки сжались. Они начали постепенно и мягко выталкивать меня из своего энергетического поля, но мое сознание не хотело уходить, не хотело терять с ними контакт, облегчавший мою ношу. Родословная связывала меня с моим народом. Моим народом…
Я все равно потерял его. Гидраны были мне чужими. Я ощутил это, когда они исчезли как легкое дуновение. Навсегда потеряв свой народ, я вынужден был оставаться человеком. То же самое, что остаться сиротой, — сейчас я ненавидел это.
Я спустился с холмов, ощущая в себе такой холод, как будто умер вместе с Диром. Вскоре передо мной предстали огни города и вдалеке — затерянная в степной равнине контрольная башня шахты. Каким отвратительным был этот предпортовый городишко, напоминающий старый шрам на зеленых холмах. Людям свойственно уничтожать все, к чему они прикасаются. Однако у меня тоже не было выбора, кроме как доиграть до конца эту заведомо проигрышную партию в Последний шанс с Рубаем. Пусть никто не верит мне и неоткуда ждать помощи, а Зибелинг думает, что я примитивное насекомое и грязный полукровка… Пусть Джули по-прежнему любит его. У меня в жизни никогда не было настоящего выбора, так же как и настоящей юности…
Кто-то раздраженно тряс меня, будил, впившись пальцами в плечо. Я медленно выкарабкивался из черной пропасти мертвого сна, пробираясь через картины Старого города — вечные спутники моего пробуждения — и через пласты времени.
Очнувшись, я ожидал увидеть Джули или Зибелинга. Однако это была Гэлисс. Я вспомнил о вчерашнем дне и проснулся окончательно.
Гэлисс выделялась на фоне солнечного света, но лицо оставалось в тени. Я приложил руку к глазам, но и без этого мог бы угадать, какое у нее выражение лица. Я загнал свои воспоминания в укромный уголок и спешно привел мысли в порядок. Только бы не подумать об этом сейчас, только не сейчас…
— Вставай, — сказала она, отдернув от меня руку, как от чего-то отвратительного.
Я нахмурился:
— А вам не все равно, сплю я или нет? Это лучшее занятие, которое я смог придумать.
— Сядь и слушай.
Я медленно сел и зевнул, так что челюсти хрустнули.
— (Я весь внимание).
Она сказала железным голосом:
— Рубай объявил тебе, что от тебя требуется. Ты доказал, что справишься с этой задачей, а также свою верность ему. — Но не ей! — Пора приступать к работе.
Какой-то миг я соображал, что это означает для меня: назад в шахты.
— Как, уже? Прямо сейчас? — Мои пальцы машинально нашли шрам на ребрах. — Не слишком ли быстро?
— А чего ты ожидал? — отрезала она.
Я нахмурился.
— Несколько вопросов, если позволите. Где сейчас сам Рубай?
— Не твое дело. Ты придешь в порт, тебя возьмут и отправят в шахты. В нужный момент ты войдешь в контакт с Рубаем. Вот и все твои обязанности — и все, что тебе положено знать.
— Ну, как скажете. — Я пожал плечами. — Последний вопрос: дадите ли вы мне время, чтобы натянуть штаны?
Она вышла из комнаты.
Мы шли по улице к зданию порта рядом, но не вместе: я шел, а Гэлисс наблюдала, чтобы я не сбежал. Чистый полуденный воздух был свеж и спокоен; меня охватила легкая дрожь, но причиной тому был не холод. Остановившись напротив входа в терминал порта из сверкающего стекла, я последний раз посмотрел на открывающиеся ландшафты. Ослепительно зеленые холмы; и небо над ними, затянутое паутинкой… Интересно, удастся ли мне увидеть все это когда-нибудь еще…
— Ты знаешь, что делать, — донесся до меня голос Гэлисс. — За тобой пристально наблюдают. Не забывай: мы — твоя единственная надежда выбраться отсюда. Если ты перестанешь повиноваться нам, то наш план провалится — но и ты останешься в шахте рабом, пока не подохнешь…
Я опустил глаза.
— Вам ведь очень не хочется, чтобы я сделал это, правда? — Фраза должна была прикрыть то, о чем я подумал, услышав ее слова! — Послушайте, если вы желаете поменяться, — ради Бога! — Гримасничая, я указал ей на вход в порт.
От нее посыпались искры. Я угадал — она хотела быть на моем месте, сыграть почетную роль во всей игре, сделать решающий ход, который отдал бы Федерацию в руки Рубая и изменил бы ход истории. Это право принадлежало ей, не мне. Большую часть жизни она провела в подготовке их триумфа, работая с Рубаем и для Рубая, придавая форму его идеям, советуя ему, служа ему и боготворя его. Он стал ее творением, ее божеством. Гэлисс подобрала его, молодого хулигана, из уличной грязи — он был злобным, беспомощным, но обладал огромным потенциалом. Гэлисс же не умела держать в узде свою жизнь, и Рубай решил для нее эту проблему. Очень скоро она уже умоляла его позволить служить ему, готовая делать что угодно. Она полностью посвятила свою жизнь тому, чтобы научить его многим вещам и обеспечить его успех, добровольно сделавшись рабыней.
В этом Гэлисс нашла смысл и назначение собственной жизни. Он убедил женщину в том, что она еще не раскрыла свой потенциал, что у нее огромные возможности, что она нужна ему, что он влюблен в нее. И после всего этого ее отодвинули ради какого-то полукровного недоноска, почти полуживотного!
Невыносимо! Какой-то миг мне казалось, что Гэлисс готова поддаться страстному желанию применить ко мне свою убийственную пси-энергию…
Однако она быстро овладела собой. Ее жизнь была в руках Рубая, он мог использовать или отбросить ее прочь. И Гэлисс опять подчинилась его воле, как уже привыкла подчиняться. Неважно, насколько она ненавидела и эту мысль, и меня. Ее руки в перчатках сжались, а рот скривила усмешка. Я даже почувствовал нечто вроде жалости к этой женщине и глубоко вздохнул. Парочка псионов из города прошла мимо, послав нам долгий взгляд. Я развернулся и пошел за ними, не сказав больше ни слова.
Войдя в зал, я остановился, стряхивая с себя ненависть Гэлисс. У меня было слишком много собственных проблем. Я рассматривал под ногами мозаичное изображение погибшей звезды и невесело думал, что картина как нельзя лучше обрисовывает мое положение. Теперь мне нужно лишь найти кого-то, кто вернул бы меня хозяевам. Я огляделся: с кого начать? Но в зале не нашлось ни одного охранника, который обратил бы на меня внимание. Забавно, подумал я, мне даже некому сдаться.
Внезапно, посмотрев сквозь световой фонтан посреди зала, я заметил Джули: опершись на стойку, она беседовала с какой-то женщиной. Я двинулся к ней, ощущая острую потребность поговорить с ней, набраться у нее мужества и унести ее улыбку с собой.
