— Странный пример, — сказала она, — странный потому, что похороны не могли производить на юного Теслу такого сильного впечатления. Он рос в деревне, потом в маленьком городке, у него была многочисленная родня. Смерти и похороны должны были сопровождать его с раннего детства. Поразить его могла лишь смерть любимого старшего брата, но он говорит явно не об этом.
— Странным здесь является не это, — раздумчиво сказал Саров, — непонятно, где находится, — он чуть запнулся, подбирая слово, — наблюдатель. Для стороннего наблюдателя такая эмоциональная реакция, пожалуй, действительно избыточна, а вот для… — Он замолчал, откинулся на спинку кресла и, подняв руку, стал как бы ощупывать пальцами что-то у себя над головой, потом резким и одновременно боязливым жестом проткнул пространство.
Фрэнсис в ужасе смотрела на него. Capoв повернулся к ней, ободряюще улыбнулся, потом перевел взгляд на экран. Тесла неподвижно стоял, молча глядя на них. Убедившись, что они завершили свой разговор, он встряхнул головой и продолжил:
— Теперь я смотрю на это так: эти образы были просто результатом обратного воздействия главного нерва на сетчатку и производили эффект, подобный проекции через линзу. Если мое мнение верно, то можно проецировать образ любого предмета, представленного мысленно, на экран и видеть его. Такая разработка произведет революцию во всех сферах человеческой деятельности. Я убежден, что это можно сделать и что это будет сделано.
Но вернемся назад. Чтобы освободиться от этих мучительных видений, я пытался сконцентрировать свои мысли на чем-нибудь другом, виденном мною раньше, и, поступая таким образом, часто добивался временного облегчения. Но для этого мне приходилось быстро менять воображаемые образы. Вскоре я обнаружил, что мой запас образов иссяк, «бобина с кинолентой» кончилась.
Тесла вдруг замолчал и обвел взглядом зал, остановив его на… Сарову показалось, что на нем, так что он какое-то время смотрел прямо в глаза Тесле. Потом Тесла чему-то улыбнулся и продолжил:
— Тогда я стал совершать экскурсии за пределы известного мне мирка и увидел новые пейзажи. Сначала они были расплывчатыми и мутными и таяли, когда я пытался сосредоточиться на них, но постепенно я научился фиксировать их. Они приобрели яркость и отчетливость, и в конце концов приняли форму реальных предметов. Вскоре я сделал открытие, что лучше всего себя чувствовал, если двигался вдоль открывающихся одна за другой картинок, получая все новые и новые впечатления. Потом они обрели объем, и я научился двигаться внутри их. Таким образом я начал путешествовать. Мысленно, конечно. Еженощно, а иногда и днем, оставшись один, я отправлялся в свои путешествия. Я видел новые места, города и страны, я жил там, знакомился с людьми, заводил друзей, и они были мне так же дороги, как и те, что окружали меня в реальной жизни, и были ничуть не менее реальными. Этим я занимался до тех пор, пока не повзрослел.
Когда я обратился к изобретательству, то обнаружил, что могу мысленно представлять свои идеи, и притом очень отчетливо. Мне не нужны были модели, чертежи и опыты, я мог создавать их в уме, что я и делал. Таким образом я, не осознавая этого, пришел к развитию, как считал, нового метода материализации изобретательских концепций и идей, который радикально отличался от чисто экспериментального, непревзойденным мастером коего является, без сомнения, Эдисон. В тот момент, когда изобретатель конструирует какое-либо устройство, чтобы облечь в форму незрелую идею, он неизбежно оказывается в полной власти своих мыслей о деталях и недостатках этого механизма. Пока занимается исправлениями и переделками, он отвлекается, и из поля зрения, уходит важнейшая идея, заложенная первоначально. Вы получаете результат, но жертвуете качеством. Мой метод иной. Я не спешу приступить к конструированию. Когда у меня рождается идея, я сразу же начинаю развивать ее в своем воображении. Я меняю конструкцию, улучшаю её, ставлю опыты, привожу все в движение. Для меня совершенно неважно, запускаю я свой двигатель в мыслях или в лаборатории. Разницы никакой, результат тот же. Таким способом я могу быстро совершенствовать свое изобретение, ни к чему не прикасаясь. Когда учтены все возможные и мыслимые усовершенствования и не видно никаких слабых мест, я строю окончательное изделие. Изобретенное устройство неизменно работает так, как, по моим представлениям, ему надлежит работать, и испытания проходят так, как я планировал. За тридцать лет не было ни одного исключения. Почему должно быть иначе? Инженерной работе в области электричества и механики свойственны точные результаты. Почти каждый объект можно описать математически и просчитать результаты. Но если ситуация такова, что результаты нельзя получить строгими математическими методами или при помощи упрощенных вычислений, у нас есть весь наш опыт и все знания, из которых мы можем исходить и строить наши модели. Зачем же облекать в форму незрелую идею? В этом нет необходимости, это пустая трата энергии, денег и времени.
Здесь я хочу прояснить один момент, чтобы не возникло непонимания. Могло сложиться впечатление, что в изобретательстве все решает точный расчет, что неудачи, которые терпит изобретатель, долгие искания единственно верного решения обусловлены лишь ошибками в расчетах или несовершенством используемых им математических методов. Что в будущем, когда будут созданы автоматы, способные производить сложнейшие расчеты и даже обладающие памятью, огромной памятью, вмещающей все, что известно человечеству, изобретательство превратится в рутинную процедуру. Это не так. Автомат, созданный человеком или другим автоматом, никогда не будет обладать тем, что свойственно только человеку. Я имею в виду интуицию. Интуиция есть нечто, выходящее за пределы знания. Мы, несомненно, имеем более тонкую материю, которая дает нам возможность постигать истины, когда логическая дедукция или любое другое волевое усилие мозга тщетны Размышляя логически, мы не можем выйти за пределы определенных знаний, но интуиция позволяет преодолевать громадные расстояния.
Здесь я хочу рассказать одну историю, имеющую отношение к Эдисону, главному персонажу сегодняшнего торжества. Приехав в Америку, я познакомился с Эдисоном, и он произвел на меня необычайное впечатление. Когда я увидел этого выдающегося человека, не имевшего теоретической подготовки, никакой поддержки, достигшего столь многого благодаря невероятному усердию и применению своих талантов на практике, я ужаснулся тому, как бездарно растратил свою жизнь. Я изучил несколько иностранных языков, перерыл горы книг по литературе и искусству и провел свои лучшие годы в библиотеках читая все, что попадало под руку. Мне подумалось: если бы я приехал в Америку раньше и посвятил все свои мысли изобретательству, как многого бы я смог достичь! Позже я осознал, что не произвел бы ничего. Интуиция питается, с одной стороны, научной подготовкой, знанием множества фактов, далеких от предмета размышлений изобретателя, а с другой стороны, общей культурой и наблюдениями за явлениями окружающего мира. Я неоднократно рассказывал, в том числе многим присутствующим в частных беседах, о том, при каких обстоятельствах открыл вращающееся магнитное поле. Не хочу повторяться, скажу лишь, что в тот момент у меня перед глазами было заходящее солнце, завершающее свой ежедневный оборот, волнистая цепь гор, торчащие вверх вершины деревьев, в голове у меня звучали стихи Гёте, все это замкнуло какую-то цепь ассоциаций, и передо мной предстало вращающееся магнитное поле, которое тут же обросло металлическими деталями.
