Мужику лет тридцать. Среднего роста, плечистый, основательный. На спортсмена похож.
— На что жалуемся?
— Любовь без взаимности.
За спиной вздыхает Любка.
— Ясно, рассказывайте. Срок? Симптомы? Объект?
— Она не объект, — хмуро глядит «спортсмен».
— Хорошо, рассказывайте про «не объект».
— Красивая такая… — пациент рисует в воздухе что-то вроде восьмерки. — Сразу видно, что добрая. И такая вся, эдакая…
— Одухотворенная, — подсказывает Любка.
— Вот, точно!
— Хорошо. Почему без взаимности?
Посетитель явственно смущается, мнется.
— Она из этих, — выдает он наконец. — Из крутых. Вы бы ее машину видели… Куда я со своей любовью. Подступиться к такой и то боязно.
— Ладно, посмотрим на сторгограмму. Проходите туда, к сестре.
Случай действительно серьезный. Любовь страстная, безответная, вторая стадия.
— Сторгогон трижды в день, — выписываю я рецепт. — Если через неделю не поможет — будем работать дальше.
* * *
В отличие от утренней симулянтки, новая посетительница одета неброско. И моделью не выглядит, хотя и вполне миловидна. К тому же приходит она уже четвертый раз за месяц — очевидный рецидив.
— Здравствуйте, доктор, — говорит рецидивистка. — Можно? Валя я, помните меня?
— Здравствуйте, Валя. На что жалуетесь?
— Все то же самое, доктор…
«Все то же самое» — это патологическая влюбленность в неизвестного мне индивида, который ее в грош не ставит. Сторгограмму можно не делать: предыдущие две были идентичны и показывали любовь настоящую, платоническую, в третьей стадии — предпоследней.
— Сторгогон принимали? — спрашиваю.
— Дважды в день, как прописано.
— Разлюбинку глотали?
— Столовую ложку с чаем. Не помогает мне, доктор. Ночами не сплю, из рук все валится, уже на стены начала натыкаться.
— А этот?
— А что этот? — пожимает плечами посетительница. — Смотрит на меня как на пустое место.
— Вот скотина! — подает голос Любка.
— Ладно. Дозу разлюбинки удвоите. Вот рецепт на сторгоцит, он посильнее сторгогона будет. Трижды в день. Через неделю придете на прием.
* * *
Очередной пациентке явно за двадцать, а точнее — кто их разберет, этих маленьких и тощеньких блондинок. Запросто может оказаться и за тридцать.
— Здравствуйте, — улыбка хорошая, располагающая. И родинка над верхней губой пикантная.
— Здравствуйте. На что жалуемся?
— Безответная любовь.
— Эпидемия сегодня, что ли, — бурчит Любка.
— Что? — не понимает пациентка.
— Ничего-ничего. У сестры своеобразный юмор. Медицинский. Рассказывайте.
— Каждый день его вижу. И улыбаюсь, и глазами стреляю, и вообще. А он ноль внимания, только о погоде говорит…
— Мини-юбку с ботфортами не пробовали? — подает голос Любка.
— Мне нельзя, я на работе.
— Понятно, — говорю я, — служебный роман. Опишите объект.
— Объект… — пациентка явно волнуется. — Ну, такой. Строгий, правильный, честный. И вообще.
— И вообще дурак, — помогает Любка.
Сторгограмма фиксирует любовь настоящую, платоническую, второй пока степени. Прописываю сторгогон и стоп-сторг.
* * *
Антон стоял на своем обычном посту — на площади Труда. Смотрел во все глаза, махал жезлом, штрафы выписывал — все как положено. И ждал трех пополудни. Как всегда. Без пяти три он уже едва не приплясывал от нетерпения.
Без минуты три, как обычно, с улицы Кирова вырулил красный «Майбах». На душе у Антона потеплело. Он вгляделся: так и есть, девушка за рулем опять не пристегнута, и окно открыто.
Антон привычно махнул жезлом, останавливая машину, и, счастливый, подошел к окну.
— Здравствуйте, — улыбнулся он нарушительнице.
— Здравствуйте.
— Ну что же вы, девушка? Опять нарушаете? Ремешок не пристегнут… — выразительно покосился Антон.
— Опять, — смущенно улыбнулась та в ответ.
— Проезжайте. Только не нарушайте больше, ладно?
— Я попробую, — серьезно кивнула девушка, поправляя светлую прядь.
— Вот и договорились. Нехорошо в такую погоду правила нарушать, верно?
— Верно… — снова улыбнулась нарушительница. — Погода прекрасная.
— До свидания.
«Майбах» затерялся в потоке машин, а Антон долго еще смотрел вслед.
* * *
Сентябрь. За окном льет на всю катушку, в лужах скоро можно будет купаться.
— Здравствуйте, доктор. Валя я, вы меня помните?
Еще бы не помнить — Валя-рецидивистка, приходит пунктуально, еженедельно.
— Здравствуйте. Помню. На что жалуетесь?
— То же самое, доктор… — смущенно вздыхает пациентка.
На сторгограмме ничего нового — любовь настоящая, платоническая. Третьей степени. Меняю сторгоцит на антилюбвин, некоторым лучше помогает отечественное. Выпроваживаю рецидивистку.
— Больше не болейте, — говорю на прощание.
Любка саркастически хмыкает за спиной. Я согласен. К гадалке не ходи — через неделю Валя появится вновь.
* * *
Маленькая блондинка с родинкой над губой. Любовь безответная, платоническая. Что у нас, день рецидивиста сегодня?
— Здравствуйте, доктор.
— Здравствуйте. На что жалуетесь?
— Как и раньше, — вздыхает девушка.
— Лекарства принимали?
— Конечно, все как выписывали — таблетки, микстуру. Бесполезно. Я каждый день туда езжу, к нему, чтобы парой слов о погоде обменяться…
— А ботфорты? — интересуется Любка.
— Нельзя мне. Я за рулем, а на каблуках неудобно. Да и не в них дело. Ему что я в ботфортах, что в лунном скафандре — одна разница. Стоит себе истуканом.
— Где стоит-то?
— На площади Труда. Каждый божий день кроме выходных. А я через нее езжу. Тоже каждый день.
— Что ж, давайте сторгограмму сделаем.
* * *
— Здравствуйте. Я к доктору.
— Проходите, присаживайтесь. На что жалуетесь?
— Да я, собственно, ни на что.
Поднимаю от бумаг глаза. Даме лет сорок. Плюс-минус десять. Точнее не позволяет определить обильно наложенная на лицо штукатурка.
— Вообще ни на что?
— Ну, собственно… Мне раздеваться?
— Нет-нет, раздеваться не надо. Я, извините, не вполне понимаю. Если вы ни на что не жалуетесь, зачем тогда ко мне пришли?
— Да я вообще-то не к вам, — объясняет пациентка. — Я к проктологу.
— Э-э…
— К нему сейчас очередь. Ну, и я подумала, что успею.
— Простите, что именно успеете?
— Ну как… Это. Что у вас на дверях написано. Или вы не доктор любовник?
