В итоге спрашивает он у Николая:
— А ты знаешь, что такое телепортация? Может, и не слыхал даже?..
Николай, конечно, слыхал. Где-то в журнале читал. Поэтому спокойно отвечает:
— Телепортация — это, по-моему, передача каких хочешь предметов на расстояние, допустим, при помощи азбуки Морзе. Или еще как-нибудь…
— Ах вот оно что!.. — ядовито улыбаясь, говорит Алик и из-под ладони, сильно навалясь на спинку венского стула, глядит на Николая. — «Или еще как-нибудь!» Ну а у вас как тут: никаких чудес?
Алевтина глядела, глядела на него, а потом безо всяких и говорит ему:
— Было, Альберт Сидорович, одно чудо, да давно. Три года назад. Когда вы у нас, товарищ Фетюхин, четыреста семьдесят рублей в долг взяли да и уехали в Бобруйск.
Как занегодовал тут Альберт:
— А-а!.. Так, значит, это вы, бармалеи, телепортацией занимаетесь! Правильно, выходит, я догадался, кто мое состояние грабит!.. — и понес, и понес. — Да я бы ведь потом вам отдал! Просто, мне надо было побыстрей плоскодонку с мотором купить, чтобы на рыбалку или на охоту не хуже других ездить… А то я к своей «Ладушке» давно уж прицеп купил, но стоит он на колодках без дела… Значит, вот как науку использовать поднялась у вас рука! Тайком, выходит, решили очистить меня до нитки, да еще чтоб я должен вам остался? Ишь ради чего телепортацию вздумали применить!..
Тут Алевтина возьми да брякни:
— Надо будет — еще применим!
Ух, что тут было!.. Едва усадили его обратно на венский стул.
Потом стали они разбираться, и почти все точка в точку совпало. Все как есть, плюс-минус два рубля.
Оказывается, в тот же день утром, перед тем как Николаю Павловичу обнаружить гривастого коня, Алик Фетюхин (он в Бобруйске стал извозчиком работать, потому что его за хамство и за эпизоды беспробудного пьянства отовсюду уволили) на своей подводе вез с базы на склад гору ящиков с какими-то там богемскими сервизами. Ехал, ехал этот друг-приятель Горобылиных по своему Бобруйску, сидя сбоку на телеге. Сам себе жизнерадостные мотивы насвистывает, то на самолеты глядит, то на гору своих ящиков поглядывает, чтоб из-под веревки не упали. Только вдруг замечает: остановился что-то его возок. Как он заругается негромко, но крепко так. Замахнулся вожжами… Да тут глядит, глазам своим не верит, но все-таки хорошо видит, что в оглобли велосипед запряжен! Да аккуратно так, будто это и не велосипед, а, допустим, телок тщедушный. И все на ладу, ни один профессионал не придерется. И оглобли гужами крепко-накрепко к рулю притянуты, уж не слетят. И чересседельник именно через седло — точно, как полагается. Только что хвоста у велосипеда нету, а в хомуте шеи. Стыдно сказать, даже залюбовался Фетюхин в первую минуту, в восторг пришел: как все правильно и красиво! И не хотел — засмеялся от восхищения и профессиональной гордости. Но все-таки мигом пришел в себя. Что долго смеяться, когда не кто-нибудь, а как есть, сам в таком переплете оказался: до склада неблизко и от базы далеко. Оторопел он. Вокруг побежал. Растерялся, конечно, сказать стыдно… Что теперь делать? Сильно Клаву, завскладом, боялся. Никого больше не боялся. А ее боялся. Когда опомнился, перестал вокруг воза бегать. Догадался, что делать надо. Пока мало зевак собралось, полез через оглобли, сел на велосипед верхом. Из-за волнения кое-как сапогами педали нашел. Припечатал все-таки подошвы. Да крепко так. Взялся за руль — голова в хомут лезет. Тогда за хомут ухватился, повыше голову поднял и нажал на педали. Кое-как отбуксировал телегу в малолюдный переулок. Там, остывая от взмылков (разогнав гогочущих мальчишек, которые телегу толкали), велосипед распряг.
Трое суток Фетюхин глаз не смыкал и сильно похудел. А на четвертую ночь пришла ему в голову одна неожиданная мысль. Стал он подсчитывать все эти убытки (у него о всех пропажах в блокноте было записано), и его осенило. Как оглушило. Да, вот кто занимается этим делом, строит ему эти козни! Николай Горобылин со своей женой-цыганкой — вот кто!
Алевтина ему сказала:
— Мы вам сочувствуем, Алик, что все так грубо получилось.
— А вы, Алевтина, — говорит он, — конечно, красивая женщина, но мне от ваших утешений не легче. Я вон сколько потерял!
— И ничего вы не потеряли, Алик. Вы просто все ответы нашли.
— Ну да, нашел!.. А Клаве, завскладом нашей, кто, скажите, половину хрусталей вернет? Вы, конечно, ничего не знаете, куда богемские стаканы подевались? Эх, Клава, Клава!.. Ну да ладно! Помогу. Рожу отворачивать не стану. В беде не оставлю. Не плачь, родная, вдалеке! Теперь я точно знаю, как руку в твой склад запускают. Правильно ты мне все говорила, хотя о телепортации, конечно, никакого понятия не имеешь. И за что тебя так? Да ни за что… Такая замечательная женщина. Скромная. Приветливая. Пальцем никого не тронет. И в жизни везло! Только по лотерейкам сколько раз крупно выигрывала. А теперь распродавай очень и очень многое… Потому что с этой телепортацией к тебе не то что в душу — в хозяйство лезут! Твою же кровинку отбирают! По-научному, среди бела дня хрустальные стаканы из склада уже берут.
Не выдержал Николай, захохотал:
— Да какая телепортация может быть? Не дошла еще наука до этого. Может, через четыреста лет она будет. А то и через полтыщи!
— А с велосипедом как вы меня осрамили?!. Завистливые вы и злые. Недобрые, мстительные.
— Да не знаем мы, — смеется Николай Павлович, — как все получилось и почему! Просто чудеса какие-то. Да и только. И беды-то никакой.
— А, так ты, Николай, оказывается, вовсе и не знаешь, что чудес на свете не бывает. Вон оно что!.. — с дальним прицелом удивился Фетюхин. — Перепуталось у тебя все в голове. Позабыл, несмышленыш, обо всем, чему на уроках физики тебя учили. Да только я не забыл! Запомни, я мужик рассудительный, крепкий. Ни в мякину, ни в чудеса не верю. Люблю твердую натуру. А людей трезвых, хотя и подвыпивших. Так что на чудо свалить не дам. Списать — не спишете. За рог решили меня взять. Нет, брат, шалишь. Рискуешь. Пикировать меня опасно. Я человек капризный. Ну а раз вы на меня научно решили двинуть, тогда наука на науку. Нос расшибу, а узнаю, как вы эту телепортацию применяете. А тогда посмотрим, у кого нервы крепче, поглядим, кто солидней с наукой подружился.
— Вот и до свидания, Альберт Сидорович! — сказала Алевтина и стала убирать со стола. — Ученые и пусть вам объясняют, как да почему. Только у вас ничего не получится.
— Это почему такая самоуверенность, интересно, у вас наблюдается? — надевая свою зеленую велюровую шляпу (которую ему подал Николай, потому что за окном стал накрапывать дождик), спросил Альберт Сидорович Фетюхин у Алевтины.
