Николай был поражен, он замер… Вокруг — руины, развалины и остатки потушенных пожаров. Огня уже не; было, только обгоревшие, разбросанные во все стороны, какие-то кочерыжки бросались в глаза то тут, то там.
Почему-то это совсем не пугало, было просто интересно.
Николай внимательно всматривался во все окружающее.
Жара становилась невыносимой. Николай положил кожанку и шапку на бетонную, заполненную мусором, урну и медленно направился к подземному переходу.
Путь ему преградили два большущих поваленных тополя.
Они много лет росли возле перехода. Показалось, что тополи судорожно корчатся, как живые раненые существа.
Николаю показалось, что он услышал их стон, ощутил их боль. Он подошел к одному дереву и попытался его поднять. Тополь прикоснулся к нему своими обгорелыми ветвями, а потом, ощутив помощь, начал медленно подниматься… Это ему было нелегко, однако…
Сломанный тополь поднимался. Вслед за первым тополем начал подниматься и второй.
Николай подождал, пока оба красавца встанут в полный рост. Посмотрел — вдоль улицы было много сломанных, поваленных деревьев, и все они медленно поднимались.
— Вот проклятые! С жиру бесятся! — раздался хриплый голос за спиной. — Повоевать захотели, дерьмо собачье! Ну, мы им навоюем! — А потом мужчина выругался и долго громко смеялся.
Кое-кто разбирал развалины, но таких было немного. Вокруг трещали маленькие тракторы, пробегали грузовики. Но большинство людей, строго и красиво одетых, озабоченно шли с портфелями и рабочими папками в руках.
Николай спустился в подземный переход. Подумал, что ему нужно зайти в военкомат, ведь он старший лейтенант запаса, хотя и не мог припомнить, каких войск. Военный билет лежал в боковом кармане пиджака вместе с другими документами. Но какая война? По радио передавали музыку. Бетховена. Люди спокойно идут. На работу? С работы? Который час?
— Извините, — остановил он одну молодую женщину. — Скажите мне, куда вы так спешите?
Она посмотрела на него изучающе, внимательно:
— Вам что, поамурничать приспичило? Приходи, соколик, вечерком, чайком угощу, о жизни потолкуем…
— Я приду… Я действительно приду… Но куда? Скажите адрес, — сказал Николай, зачем-то имитируя волнение.
— Если захочешь, то и без адреса найдешь… Да и какие сейчас адреса?
— А что случилось?
— Ничего не случилось… Вроде бы ничего не случилось, но до безумия страшно… А тебе? Я уже забыла, когда дома ночевала. И на работу вот никак не могу доехать… Страшно… Не хватает времени. Я никуда не успеваю, везде опаздываю… — скороговоркой выпалила женщина и вдруг, не оглядываясь, побежала.
Николай направился к станции метро. Долго выискивал в кармане пятак, наконец вышел на перрон. Поезд подошел тотчас. Людей в вагонах было немного.
Ему казалось, что он очень похудел. Легко дышалось, легко стало ходить. И, странно — совсем не хотелось есть. Хотелось петь. Но Николай сдерживал себя.
К нему подсел совершенно седой худющий старичок с крючковатым носом и заискивающей улыбкой, лицо изрыто глубокими морщинами, а глаза — большие-большие и голубые. Он, как заговорщик, толкнув Николая локтем, зашептал торопливо:
— Как житуха, браток? Нормально? Ты стихи любишь? А в философии кумекаешь? — Старичок бездумно улыбался и боязливо посматривал по сторонам. — Вот послушай. Это я сам придумал… Человек приходит в этот мир старым и немощным, больным и слабосильным. Без помощи врачей ему часто и выжить трудно. Зародившись в глубинах земли-матери, человеческий организм не без сложностей выбирается на поверхность, чтобы начать свой путь борьбы, путь счастья и страданий, побед и поражений… Ты уловил мою мысль? Что на это скажешь?
— Интересно. Очень интересно, уважаемый. Но, извините, я сейчас очень занят. Очень.
Николай пересел на сиденье напротив, где были свободные места. Старичок не долго думая опять сел рядом и толкнул локтем:
— Я чувствую, ты меня поймешь. В тебе я найду союзника. Как ты думаешь, сколько мне лет? — и не ожидая ответа, хотя Николай не собирался с ним разговаривать, он продолжил:
— В том-то и дело! Я вполне прилично выгляжу. Я смотрел на себя в зеркало. Я прекрасно себя чувствую. У меня сейчас совершенно светлая голова. Скажу тебе по секрету — я очень помолодел. Мне стукнуло девяносто восемь лет, и я уже совершенно лишился рассудка, я был старым маразматиком. Правду говорю. А посмотри на меня сейчас. Ну как? Лично я доволен своей внешностью и своим поведением. Я очень помолодел. Но ты никому не говори об этом, а то нас обоих примут за сумасшедших. Этого еще нам не хватало. — Старичок тихонько и как-то злорадно захихикал. — Вот послушай дальше… У меня сегодня умные мысли ползут, как черви перед дождем… Слушай. — Он зашептал прямо Николаю на ухо: — Никто не знает, что будет завтра. А я знаю. Никто не помнит, что было вчера. А я помню. Вчера был Великий Хаос. Вчера было засилье машин и занудных академиков-генералов, вчера был день подлости и безразличия, вчера был день торжества гадюки, которая не сумела сожрать сама себя, вчера был день счастья, которое не пришло, вчера был день доброты, которой не дождались, был день изнасилованной справедливости. Ты слышишь меня? Время полетело в обратном направлении. Вот не могу только понять — это только для меня или для всех так? Очень интересно… Но почему оно так быстро летит, хотя и в обратном направлении? Да… Люди могли все и не смогли ничего. Люди могли осчастливить каждого, но сделали всех несчастными. Рабы обстоятельств, рабы машин, творцы бездушности. Люди — это подлые слизни, которые прячутся в железобетонных раковинах… Ты согласен со мной?
— Вы тоже подлый слизень? Зачем вы обижаете людей?
— Я? Обижаю людей? Да ты что?! — прошипел старичок. — Ты думаешь, я могу оскорбить людей? Людей вообще невозможно оскорбить! Потому что людей уже вообще давным-давно нет! Но больше я ничего не скажу. Я ошибся в тебе. Катись дальше. — Старичок встал и галантно расшаркался.
Николай опустил взгляд, а потом просто закрыл глаза.
Они ехали долго. Николай даже задремал. Проснулся он от того, что яркое солнце светило прямо в лицо.
Открыл глаза — ехали по бесконечной степи через море спелых хлебов. Он узнавал знакомые картины природы, все вокруг было до слез родным — и одинокий тополь в степи, и пристанционные домики из красного кирпича, и далекая речушка в голубой ряби, и терриконы как обелиски на горизонте. Он уже знал, куда несет его судьба. Лишь на мгновенье вспыхнула мысль — а разве это возможно? Разве так бывает? Но тотчас же рассмеялся. А как же бывает? Именно так и бывает! Именно так и должно быть! Он уже не мог дождаться, когда поезд остановится. Знал, что еще нужно долго ехать, но если бы поезд остановился, он бы выпрыгнул и изо всех сил бежал бы, бежал, бежал до последнего дыхания…
