Я огляделась. Других машин на дороге не было. Людей тоже не было. Ни единой живой души. Только пустые поля, с двух сторон.
Джексон развел руки в стороны.
— Вы посмотрите, какая вокруг красота. Тихо, спокойно. Все такое, какое есть. И означает лишь то, что оно означает, и ничего больше.
Он приблизился еще на шаг.
— Не подходите. У меня пистолет.
— Как это мило.
— Что вам нужно? Почему вы меня преследуете?
Он посмотрел на меня. В его взгляде читалось отчаяние.
— Куда вы едете? Только честно. Ну же. Куда?
— Я не знаю.
— А…
Грусть, усталость.
— Очень жаль.
— Что вам нужно?
— Помогите мне. Пожалуйста. Мне нужна помощь.
Он поднес руки к лицу, растер дряблую кожу на щеках, на шее. Его глаза заблестели, наливаясь слезами. Он отнял руки от лица, посмотрел на свои ладони.
— Вам нравятся мои руки? Вот посмотрите. Вы когда-нибудь видели такие руки?
Он протянул мне руки, ладонями вверх. Перевернул их, чтобы я увидела тыльную сторону, подержал так две-три секунды и опять повернул их ладонями вверх. Чистая, гладкая кожа без единого пятнышка. У него были очень красивые руки. Руки совсем молодого мужчины.
— Вам нравится, да?
— Да…
— Конечно, вам нравится. Твою мать. Господи.
— Что с вами?
Он весь как-то сжался и чуть отступил.
— Я не знаю, что делать. Куда идти. Помогите мне.
— Это болезнь?
— Помогите…
— Дать вам «Просвет»?
— Нет.
Он посмотрел на меня, теперь — робко и боязливо. Его руки нервно зашевелились, как будто сами по себе, независимо от его воли.
— Теперь я думаю сделать лицо. Как вы считаете? Это опасная процедура. Я не знаю. А вы что скажете? Вам нравится мое лицо?
— Я…
— Вам оно нравится?
— Генри, у вас нормальное лицо. Совершенно нормальное.
— Вот такое, какое сейчас?
— Такое, какое сейчас.
— Знаете, когда все это началось, этот шум… я подумал, что это, наверное, и к лучшему. Теперь никто не узнает, какой я с виду. Но все не так просто, правда? Все не так просто.
Его взгляд стал холодным, колючим.
— Я устал. Сейчас я вам все расскажу. Я же вижу, как люди на меня смотрят. С каким презрением.
— Я не…
— Бля, заткнись и послушай. Я с тобой разговариваю. Делюсь сокровенными мыслями. Пытаюсь быть милым и дружелюбным, так что ты можешь хотя бы послушать.
— Я не…
— Пожалуйста, выслушайте меня. Я хочу кое-что вам показать.
— Послушайте, вы же не собираетесь…
— Что?
Он опять улыбнулся своей неприятной улыбкой, но теперь уже мягче, как будто ярость в нем перегорела. Он шагнул к багажнику своей машины.
— Оно здесь.
Он положил руку на крышку багажника. А я все пыталась понять, как далеко все это может зайти. Смогу я в него выстрелить или нет — если придется стрелять. А может быть, просто сбежать? Ну, хотя бы попробовать.
— У меня действительно есть пистолет.
— А покажите.
Я достала пистолет из сумки. Джексон посмотрел на него, потом — на меня.
— Он заряжен? С предохранителя снят?
— Я не знаю.
— Конечно, не знаете.
— А вы знаете?
Джексон вздохнул.
— Я не сделаю вам ничего плохого. Скорее наоборот!
— Что значит «наоборот»?
— Вы же видели мои руки. Посмотрите еще раз. Какие чистые, молодые. А музыка? Вы же слышите. Она тоже чистая.
— И что?
— Они чистые. Слушайте. У меня есть дорожные карты. Хотите взглянуть? Очень подробные карты, а главное — точные. Я знаю, где я. И знаю, куда я еду. И еще вот. Видите? Часы.
Он взмахнул рукой. Да, у него были часы. Только я не успела их разглядеть.
— Они все чистые. Они излечились.
— Вы о чем говорите?
— Вот здесь, в багажнике. Вожу с собой. Есть еще и другие, я думаю. Какая-то женщина в Глазго. Разные ходят слухи. Какой-то странный прибор у нее в подвале. Участки пространства, где шум не действует.
Да, теперь я вспомнила. Павлин что-то такое рассказывал про Электронный Просвет, устройство, которое очищает испорченные сигналы. Неужели оно существует на самом деле?
— Дайте мне посмотреть.
— А что? У вас что-нибудь есть? Что-нибудь, что вы хотите очистить? Есть?
Я подумала про тетрадку, про фотографию. А про что же еще? Очистить их, излечить… пусть даже что-то одно, если нельзя сразу и то, и другое. Да, это было бы так хорошо.
— Генри, дайте мне посмотреть.
— Да, но можно ли вам доверять? Потому что меня уже пару раз чуть не убили. За эту штуку. Все хотят ее заполучить. Очень-очень хотят. Я не знаю, что делать. Почему люди такие злые? Почему им так трудно проявить ко мне капельку доброты?
— Я не знаю.
— Не знаете…
Его глаза затуманились. И я вдруг поняла, что этот Джексон не припадочный психопат, а просто еще одна одинокая, неприкаянная душа. И он тоже бежит от своих теней.
Я убрала пистолет в сумку.
Джексон это увидел и молча кивнул. Потом повернул ключ в замке, и багажник открылся.
— Что-то такое в вас есть, — сказал он. — Я подумал, вы тоже такая же. Подумал, у вас тоже есть что-то. Ну, что-то. Там, в кафе. Когда я вас увидел. Ваши глаза. Чемоданчик. Я сразу понял: вы — добрая. А я очень ценю доброту в человеке.
Он склонился над багажником и что-то там отодвинул.
— Вот смотрите.
Он сказал это шепотом, словно боялся того, что лежало внутри. Я подошла, заглянула в багажник.
— Ну как? — спросил он.
— А где оно?
— Что?
— Я не вижу…
— Да что с вами? Вот же оно.
Он забрался в багажник чуть ли не с головой, сдвинул канистру с бензином и принялся раскидывать в стороны всякий хлам: старые тряпки, газеты, пластиковые пакеты. Кое-что из вещей выпало на дорогу. Но Джексону было уже все равно. Он расчищал угол багажника, и теперь в его движениях сквозила какая-то лихорадочная ярость.
— Свет. Вы разве не видите? Зеленый свет. Вот он! Смотрите. Шарик света. Мигает. Осторожнее. Он очень хрупкий. Теперь видите? Видите? А слышите звук? Вы прислушайтесь. Он очень тихий. Как будто кошка урчит. Тихо-тихо. Надо прислушаться, чтобы услышать. Хотите потрогать? Давайте. Вот, приложите руку. Чувствуете тепло? Чувствуете?
— Я… я не знаю.
— Вы смотрите внимательно. Вы неправильно смотрите. Вот.
Он отошел, чтобы не загораживать мне обзор. А я честно пыталась увидеть. Я очень старалась.
Но там не было ничего. Ничего.
— Неужели не видите? Как же так? Вы должны его видеть.
— Я вижу.
— Видите? Правда? Я так и думал, что вы увидите. Я сразу понял, что вы из тех, кто способен увидеть. Его видит не каждый, да. Далеко не каждый. Только те, которые особенные, — они видят. Вы…
