Время двигалось снаружи, вне его, вне связи глаз с экраном, а пальцев — со средствами регулировки траектории. Нет, не усталость — постепенно нарастающее несоответствие возможностей глаз и требований системы. Он находил и открывал новые резервы для анализа и удержания. Скажем, ускорение индивидуально текущего времени. Обычное свойство киборгов... Пределы перегрузки были далеко впереди, но мало-помалу приближались. Какова паспортная скорость чтения у глаз? а у глаз туанцев?.. Со всем можно свыкнуться, кроме усталости и боли. Вспомним Лугана. Уже рухнул в сон, наверное. Два встречных на разных курсах.
— Фольт, Центральная Экуны принимает нас на дальнее наблюдение.
— Спасибо, Гала.
К вертящемуся в экране вареву импульсов прибавились круги, расходящиеся от белой точки. Жгуты траекторий переплелись еще гуще, их прорезали лучи планетарных корректировщиков.
— Центральная Экуны предупреждает о сближении с объектами 21038, 47415, 11891, 02746, 00228, их координаты...
— Принял, Гала.
— Центральная Экуны передает нас Полярной 1. Новый расчёт подхода.
— Что у них стряслось?
— Подходит вне расписания правительский скорый. Мы пройдём через выброс от его скачка.
Новый шнур сверкнул разрядом, взметнулись цифры ионизации. «Hoax», блистая бронёй корпуса, миновал облако частиц, извергнутых виртуальным порталом — в пустоте зазияла дыра запредельной тьмы и вмиг сомкнулась, оставив тающие лучи ледяного пламени.
Смещения цифр и фигур установились на границе возможностей восприятия. Компьютеры «Ноаха» старались во славу компании, предусматривая любые перемены в полёте. Скорость замедлялась, словно масса снующих кораблей пружинила под напором грузопассажирского гиганта. А ведь, собственно, это рядовой рейс, лишённый какого-либо элемента случайности. Точнее, случайности призван исключить пилот, единственный живой модуль в коконе техники. Он выбирает и направляет.
Форт испытал нечто вроде тошноты — и удивился. Забытое ощущение. Сбой мозга? нет, скорее сброс груды данных, засоривших память. Похоже, вскоре эти приступы станут чаще.
«МОГУ ТЕБЯ ДУБЛИРОВАТЬ, — яркой строкой предложил Луган. — Я ВЫСПАЛСЯ».
Надо же так потерять чувство реальности! Луган успел стряхнуть мёртвую тяжесть, накопленную за вахту, и опять готов.
«ВОЗМОЖНО, ПОЗЖЕ, — дробно отстучал Форт. — ПОКА РЕЙС ИДЁТ БЕЗ ПРОБЛЕМ».
«ТОГДА СКАЖЕШЬ».
— Без малого двадцать четыре часа ведёт, — отметил капитан.
— И ничего?
— Скоро войдёт в очередь на посадку.
Тошнотворные сбросы повторялись раз за разом. Форт отключил их регистрацию — не смертельно, значит, и внимания не стоит. Схема захода на Экуну рисовалась вполне ясно, но, кроме неё, в голове не было решительно ничего — одна-единственная целевая установка: «Занять место».
— Экватор Экуна, я «Hoax». Примите координаты...
— Раньше графика, «Hoax». Быстро летаете. У вас накладка с правительским скорым в час шестнадцать минут. Ожидайте это время. Ваша установка на внешней орбите — считывайте.
Цифры ступенчатыми скачками замедляли бег, превращаясь в стабильную картину, где моргали группы орбитального слежения и расчёта на тяготение планеты. Гравиторы бережно стабилизировали ход, подгоняя траекторию к установкам Экватора. На миг Форту показалось, что отказало зрение — так неестественна была остановка цифрового шторма. Он — уже произвольно — выполнил сброс, и вновь накатила тошнота, незнакомая киборгам. Секунду оси глаз колебались и плавали, прежде чем он смог перевести зрачки на капитана.
— Я сменю тебя, — просто сказал тот. Лишние шумы пролетали и гасли в ушах, постепенно слабея. Проверка моторных функций. Проверка равновесия. Здесь стабильно — значит, перегрузка касалась одной сенсорной сферы. Скверно всё-таки работать на чужой аппаратуре при ограниченных возможностях.
— Надеюсь, Нке стало лучше?
— Более-менее. Досрочное превращение согнёт кого угодно. Но с ним это не стоит обсуждать.
Форт вставал с осторожностью. Шаткости нет; тем не менее мозг местами слегка зависал. Преходяще, пережить можно. Несимметричная загрузка мощностей через узкий ненормативный доступ тоже гнёт — только держись.
— Ты неплохо заработал за две вахты, Фольт. Поздравляю. Я знаю, тебе нужны деньги.
Капитану — одному ему на борту — было по должности известно прошлое членов экипажа. Судя по отношению к Форту остальных, с ними кэп этими знаниями не делился.
— Если Нке случайно влетел в фазу, грех наживаться на чужой беде, — Форт подправил неустойчивое зрение. — Запишите, что в свою вахту вёл он, а я — в свою. Так будет честнее.
Капитан изучал картинки под экраном.
— Всегда хотел спросить — что написано на книге вашего божества?
— Цитата. «Придите ко Мне, все трудящиеся и обременённые, и Я дам вам покой», — прочитал Форт, возможно, впервые проникнувшись смыслом строки из Матфея.
— Заманчиво звучит, — вгляделся капитан в необычное лицо Бога эйджи. — Покой, да!.. как его не хватает порой...
— Значит, с вахтами мы разобрались. Каждому своя.
— С Нке тебе причитаются цветы. На Экуне они очень дороги; подождёшь до ТуаТоу?
— Не вопрос.
— Я напишу тебе рекомендацию о получении вида на жительство. С подачи граждан державы это решается без труда. Сможешь наниматься на туанские суда и после... срока.
— Попробую.
— А от себя прибавлю — нашим, летунам, — что ты звёздный.
— Как-то двусмысленно оно звучит, это слово.
— На планете — да, там оно ругательство. У нас — наоборот. Отдыхай, Фольт.
Форт подвигал головой, словно таким образом мог нормализовать работу глаз. Ещё раз подступила тошнота — забитый мозг рывком вытолкнул на стирание мусор ненужных цифр. Выплыла в поле зрения запечатлённая помимо желания фраза на иконе, которую мозг изучил сотни раз. раскодировал с поддержкой словаря и перевёл в полностью осмысленный текст: «Придите ко Мне, все трудящиеся...»
«...и Я дам вам покой».
Форт благодарно улыбнулся пронзительно-нежным и всесострадающим глазам Бога.
Покой. Блаженство, радостный сон, безмятежное счастье отдыха и умиротворения — все это обещал Бог-Спаситель. Спаситель от бед, горя и боли этого мира.
Вот о чём говорила его таинственная улыбка, вот что означал его призывный жест.
Вечный покой. Желанный покой.
По ту сторону бытия, в небесном чертоге Милосердного, Сияющего, Величественного Бога-Вседержителя.
Но тот, кто жив, кого несёт ураган житейских страстей, кто окунулся с головой в борение жизни — смеет ли он думать о покое?
Только мечтать!
