— О, господи! — всплеснула руками Джоан. — Этому нашествию конца не видно!
— Скоро явится док, расскажет им, что стряслось, и они живо разъедутся, — успокоил я жену.
— А чего, собственно, ждать? Скажи им прямо сейчас.
— Я? Нет, пускай уж лучше док! Хотя, если хочешь, скажи им сама.
— Ну, уж нет, вы заварили всю эту кашу, вам и расхлебывать! И вообще, если хочешь знать, твои тапки мне с самого начала не нравились. Купи мы тогда, как предлагала я, темно-синие, ну, те, что стояли на соседней полке, глядишь, все бы и обошлось. А теперь... — Джоан махнула рукой.
Люди все прибывали, толпа уже не умещалась в доме. И вот, наконец, подкатил знакомый голубой «форд». Победно улыбаясь, к крыльцу подошел Лабиринт.
Еще минута-другая, и придется сказать ему правду.
Как-то он отреагирует?
— Как я посмотрю ему в глаза? — жалобно спросил я у Джоан. — Давай спрячемся. Хорошо?
Узрев Лабиринта, ученые мужи высыпали наружу и обступили его плотной стеной.
Мы с женой переглянулись и юркнули в дом. Я беззвучно затворил за собой входную дверь. Через приоткрытое окно в комнату врывался шум; вскоре Лабиринт принялся разъяснять Универсальный Принцип Достаточного Раздражения, и стало относительно тихо.
Вот-вот док закончит лекцию, войдет сюда и потребует тапочек. Что ему сказать, как успокоить?
— В конце концов, он сам во всем виноват, впредь не будет оставлять ценные вещи у посторонних. — Джоан схватила первый попавшийся на глаза журнал мод и зашуршала страницами.
Увидев меня через окно, док помахал рукой, при этом его физиономия прямо-таки сияла. Я небрежно махнул ему в ответ и сел рядом с Джоан на диван, откуда не было видно толпы у порога.
Время шло, я разглядывал трещину под потолком.
Что же предпринять?
Ждать, что же еще!
Ждать, когда окруженный толпой ученых и репортеров в дом триумфально войдет док и попросит предъявить живое доказательство верности его теории. Тапок, старый стоптанный тапок — вот на чем держится сейчас научный авторитет Лабиринта, вот от чего зависит, поверит ли ученый мир в Принцип!
А чертов тапок убежал, скрылся в неизвестном направлении!
— Скоро все так или иначе кончится, — обронил я.
— Скорей бы уж!
Минут пятнадцать мы сидели молча.
Странное дело — гам за окном мало-помалу затих. Я напряг слух, но ничего, кроме обычных звуков просыпающегося по соседству большого промышленного города, не услышал.
— Интересно, почему они умолкли?
Тишина. Что происходит?
Я поднялся, подошел к двери и осторожно выглянул наружу.
— Ну, как, — осведомилась Джоан, — что-нибудь увидел?
— Они просто стоят и что-то разглядывают.
Интересно, на что они там таращатся?
— Давай выйдем и посмотрим, в чем дело, — предложила Джоан.
Мы медленно спустились с крыльца, протиснулись сквозь толпу.
— Господи! — вырвалось у меня.
Лужайку пересекала необыкновенная парочка — мой стоптанный тапок и изящная белая туфелька на высоком каблуке.
— Чем-то мне эта туфелька знакома, — выдавил я.
— Так это же моя! — запричитала Джоан. — Моя, моя! Из моей лучшей пары. Я их так берегла, надевала только...
Головы гостей дружно повернулись в нашу сторону.
— Не обольщайся, милочка, — пробасил Лабиринт. — Теперь туфелька принадлежит всему человечеству, отныне и на веки вечные!
— Смотрите! — воскликнул юнец в плохо сшитом светлом костюме и цветастом галстуке. — Смотрите, что вытворяют!
Дамская туфелька все время держалась немного впереди моего тапка, как бы возглавляла маленькую процессию. Вдруг тапок заспешил. Когда их носки поравнялись, туфелька отскочила в сторону и на полоборота повернулась на каблуке. Оба на добрую минуту замерли, будто разглядывая друг друга. Затем тапок запрыгал сначала на пятке, потом на носке, и так, пританцовывая и притопывая, обошел вокруг туфельки.
Туфелька тоже подпрыгнула два-три раза и неуверенно двинулась дальше. Остановилась, позволив тапочку приблизиться, отскочила в сторону.
— Напоминает брачный танец, — авторитетно заявил пожилой джентльмен с носом, похожим на птичий клюв. — Подобные брачные танцы уже не одно столетие широко распространены среди...
— Лабиринт, что происходит? — перебил своего коллегу Портер. — Мы требуем разъяснений.
— Гм, — пробормотал я себе под нос. — Выходит, пока нас не было дома, тапок выбрался из стола, включил Оживитель и засунул туда туфельку. Я же знал, кожей чувствовал, что за мной кто-то следит! Оказывается, это она была ночью в доме.
— Так вот кто запустил Оживитель! — Джоан фыркнула. — Да, он парень не промах! Не чета своему бывшему хозяину!
Тем временем ожившая обувь почти добралась до изгороди.
Лабиринт направился к ним, вещая на ходу:
— Итак, джентльмены, вы видели результаты моего эксперимента. Уверен, мое открытие потрясет весь научный мир! Еще бы, ведь я своими руками создал совершенно новый вид живых существ! Не исключено, что когда цивилизация людей сгинет с лица Земли, ей на смену...
Он нагнулся, но в это мгновение туфелька исчезла за изгородью, а тапок одним прыжком последовал за ней. Шелест травы — и тишина.
— Представление окончено, — бросила Джоан и зашагала к крыльцу.
— Джентльмены, — как ни в чем не бывало продолжал Лабиринт, — мы с вами стали свидетелями величайшего таинства жизни...
— Вернее, чуть было не стали, — перебил я, — Ведь мы видели только прелюдию к величайшему таинству жизни, а самое интересное происходит сейчас за изгородью в кустах.
— Господи всемогущий! — Лицо Пархурста пылало от возбуждения. — Ребята, быстрее сюда! Вы только взгляните.
Перед экраном переднего обзора столпились шестеро бородатых, одетых в лохмотья мужчин.
— Это она! — Сердце Бартона, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. — Глаз не оторвать, до чего хороша!
— А с чего бы ей, черт возьми, выглядеть иначе?! — Голос Леона дрожал. — Ты, наверное, думал, что пока мы... Ребята, вон Нью-Йорк!
— Где ты, голова садовая, Нью-Йорк углядел?
— Да вон же, вон, у кромки воды.
— Не мели чепухи. Мы сейчас вообще над другим полушарием. А то, во что ты тычешь пальцем, — огни Бангкока на берегу Сиамского залива.
Зелено-голубой с белыми пятнами облаков шар заполнил уже почти треть экрана и увеличивался с каждой секундой.
Они примолкли, очарованные красотой родной планеты.
— Даже не верится, что вижу ее снова, — нарушил молчание Мерривитер. — Думал, так там и загнемся. — Его лицо перекосила гримаса презрения. — Марс! Проклятая помойная яма! Тускленькое пятнышко солнца, бесконечные пыльные бури, рыжий песок, мохнатые мухи и руины, руины, руины... Как мы только там не рехнулись за год с лишним!
